Смех баньши
Шрифт:
— Отлично, Гелион, — признала она. — Вы в прекрасной форме. Можно показывать.
Показывать? Что? Кому?
Перед моим носом, вспыхнув, повисла голограмма с одним из интерьеров «Януса». Сообразив, что к чему, я с досадой зашипел и непроизвольно вжался в кресло. Последнее, о чем я мечтал, это чтобы кто-нибудь из наших увидел меня в таком дурацком положении. Ну, теперь уж не увернешься. Отец поднял голову и встретился со мной взглядом. Выглядел он примерно как прославленная тень одного датского короля — бледный, напряженный, но при полном параде — с молниями в глазах, потемневших до цвета штормового моря и в чопорном черном мундире с серебряным
Вместо того чтобы зааплодировать, я с довольно муторным чувством прикрыл глаза. Зачем он тянет время?
— Эрвин? — окликнул он негромко и мрачно.
— Привет, — отозвался я, слегка скрипнув зубами. — Что за глупые переговоры с террористами? Они и так уже знают больше, чем надо…
— Я должна вмешаться, — прервала меня Лидина. — Во-первых, мы не террористы, мы уже представились. Во-вторых, мы еще ничего не знаем. У нас даже не было на это времени…
— Ложь, — резко выпалил я. — С первого до последнего слова!
Рафер утихомирил меня своим любимым способом — дорвался. Временно я лишился дара речи, заново вспоминая, как делается вдох.
— Видите, — сокрушенно кротким голосом заметила Лидина. — До сих пор никак не справимся. Все время грубит.
Отец позеленел, но комментировать не стал, ограничившись уничтожающим взглядом. Как полагается, сверху вниз.
— Чего вы хотите? — спросил он с холодным спокойствием.
— Хочу предложить вам небольшую сделку, генерал Гелион. «Янус» должен перейти в ведение Солнечной Лиги. Пропустите нас на Станцию без шума. Лучше — эвакуируйте весь обслуживающий персонал, скажем, под предлогом общей инспекции, — при этих словах в глазах отца что-то такое мелькнуло. Еще бы. Ведь он должен был уже произвести эвакуацию — для нашего собственного плана. Они этого правда еще не знают или опять прикидываются и как раз дают понять, что все знают? — Тогда и получите этого молодого человека обратно живым и пока еще здоровым. Все просто и честно. Это захват государством важного объекта неопределенной принадлежности. Если вы пожелаете, то можете остаться на Станции, сотрудничая с нами. Если нет — вам будет дана возможность спокойно уйти.
— В мир иной, — вставил я. Уловит намек или нет?
Лидина поморщилась, но дала знак напарнику пока не суетиться.
— И лучше это сделать побыстрее. У вашего сына такой скверный характер, что особенно церемониться с ним мы не собираемся. Вам известно, что такое рефлексор, генерал?
Отец, кажется, дрогнул. Наверное, он знал больше меня, его взгляд метнулся ко мне, потом опять к Лидиной. Та подняла со стола маленькую черную коробочку с кривым рычажком на одной стороне. Ничего более вразумительного об этой конструкции нельзя было сказать. Кроме того, что теперь я ее узнал. Я подавил судорожный вздох. Оказывается, я тоже знал об этой штуке, но под другим, более вульгарным названием — «шкатулка кошмаров».
— Я знаю, что это такое, — негромко отчеканил он с плохо скрываемой яростью. — В государствах Союза он под запретом. Там же будете и вы, если я сохраню запись…
Лидина небрежно засмеялась.
— Вы, конечно, забыли, что мы не используем сигналы, которые можно зафиксировать. Есть масса средств сохранить конфиденциальность. И на нас не распространяются решения Космополитического Союза. Отбившиеся от рук колонии не могут диктовать нам никаких норм. Скоро они будут поставлены на место. Постарайтесь оказаться тогда на нужной стороне.
Отец свирепо промолчал, справляясь с собой.
— Так вот, как вам, стало быть, известно, к одному человеку рефлексор можно применять не больше трех часов. Входя в прямой контакт с нервной системой, он искусственно создает весьма убедительные и даже гипертрофированные модели самых неприятных ситуаций. Хотите знать, что чувствует человек, которого заживо варят в кипятке? Помещают в кислоту? Сжигают на медленном огне? Разрывают на части? Сдирают кожу? Перемалывают в мясорубке? Пожирают отвратительные твари?..
— Перестаньте.
— Пожалуйста — все это очень легко устроить. — Она на мгновение обернулась ко мне: — И хочешь узнать или не хочешь — придется. — Она снова отвернулась. — Первый час рефлексор еще работает довольно беспорядочно, исследуя связи. Второй — уже с учетом опыта производя давление на самые уязвимые участки. Третий час — его еще никто не пережил, чтобы поведать, на что это похоже. Но есть мнение, что это не самая лучшая смерть на свете. Это квалифицированная казнь. Говорят, что и первый час убивал бы, и даже первые минуты, позволь этот аппарат человеку так легко от него избавиться. Но — не позволяет. — Продолжая говорить, Лидина все ближе подходила ко мне, а я подумывал о том, чтобы спутать ей карты, умерев на месте, пока она еще не подошла. — Мы намерены применить рефлексор по отношению к вашему сыну, генерал. Сейчас. Чтобы вы не думали, что мы просто блефуем.
— Вы не станете этого делать, — предупреждающе сказал отец немного севшим голосом. — Не стоит.
— А знаете, насколько он растягивает субъективное время? Это длится целую вечность. — Лидина остановилась надо мной, с улыбкой глядя вниз. — Рафер, если этот герой попробует дернуться или сказать еще хоть слово, пока я устанавливаю аппарат, выбейте из него на минутку сознание. Видите ли, генерал Гелион, кажется, наш восторженный мальчик всерьез полагал, что вы можете бросить его в таком отчаянном положении. Неужели это правда и вы способны на такой ужасный поступок? — На какой-то миг мой страх сменился яростью от этих слов. Как она смеет так на него давить? Видя, что я готов забыться и наговорить лишнего, Лидина приложила тонкий палец к губам и мягко покачала головой. Мой гнев бессильно увял. — Давайте, разубедим его.
Она неторопливо расстегнула мой воротник и приложила черную коробочку чуть пониже ключиц. При этом прикосновении что-то щелкнуло внутри аппарата, и тончайшие усики впились под кожу, закрепляя этот жуткий предмет на месте, как пустившее корни растение. Я на мгновение перестал дышать, от мерзкого ощущения волосы встали дыбом.
— Итак, один час сегодня, другой — завтра, в это же время…
— Прекратите этот чертов спектакль! — взорвался отец. — Оставьте его в покое! Я согласен пустить вас на Станцию.
— Черт, нет!.. — воскликнул я. Никто не обратил внимания. Наверное, я слишком тихо пискнул.
— Иначе вы просто не поверите в серьезность наших намерений, — пояснила Лидина и щелкнула переключателем. — Чтобы выиграть войну, нельзя вести игру на равных. В конце концов, это только первый час. Постарайтесь избавить его от второго. Когда все условленное будет готово, свяжитесь с нами.
Отец набрал в грудь побольше воздуха, собираясь высказать все, что он по этому поводу думает.
Сквозь меня побежали легкие щекочущие токи. Это электронный паук нежно пробовал нервную паутину, осваиваясь, прежде чем сыграть на ней, как на струнах.