Смех баньши
Шрифт:
Друид вытащил руку из мешочка и, держа в ней что-то, наклонился над Олафом, мирно посапывающим ближе всех к нему. Ну, берегись, друид!.. Моментально придя в ярость, я подскочил, будто напружиненный, и приставил меч к шее незваного гостя.
— Что ты здесь делаешь, друид?! — Бран застыл в полусогнутом положении. — Только попробуй просыпать свой порошок, и я за себя не отвечаю! — предупредил я достаточно громко, чтобы разбудить друзей, не перебудив при этом весь лагерь. Они зашевелились, послышался легкий скрежет доставаемых не то мечей, не то
— Какого дья?.. — сонно возмутился Гамлет, и взвизгнул от неожиданности. — А это еще кто?
Конструктивно мыслящий даже спросонья Фризиан начал шумно терзать кремень, высекая искру. Вскоре что-то у него затлело в маленькой медной жаровенке, куда он подбросил пару щепок; и он хмуро посмотрел на жреца, моргая от света и приглаживая взъерошенные волосы. Олаф сидел с мечом на коленях и протирал глаза.
— А, друид, — мрачно сказал Фризиан. — А где наш пес?
Бран посмотрел на него глазками-бусинками и поперхнулся шальным смешком.
— Он мирно дремлет на сытый желудок. Никто его не учил не брать еду у чужих… Не бойтесь, юноши! Зла я вам не желаю! Да и к чему вам адский пес? Вы и сами псы хоть куда — не подойди, да не тронь, — рассудил он, косясь на мой меч.
— Пойду-ка, гляну, — сказал Фризиан еще мрачнее и одарил друида тяжелым взглядом, прежде чем выйти на воздух. Полог он оставил откинутым, для лучшего проветривания.
Олаф поглядел на сжатый кулачок друида, слегка потянул носом и нахмурился.
— Занятно, — пробормотал друид. — Сдается мне, вы кое в чем толк знаете. Хотел бы я знать — откуда.
— Чутье подсказывает, — ответил я.
Гамлет тихо чихнул, прикрывая нос.
— Травки, травки — белена, мак, дурман и конопля, мандрагора, волчий корень и другая ерунда… — проворчал он. — Ты поосторожней, друид. Эрик за такое и правда убить может. Прямо с цепи срывается, если ему втемяшится, что кто-то хочет помутить ему рассудок.
— Ну да, — фыркнул друид, — вы же у нас христиане. Все равно, меня вам бояться нечего. Может, уберешь свой меч? Я же безоружен.
— Бран, сначала очень аккуратно ссыпь эту ерунду в свой мешочек и тщательно его закрой, — посоветовал я. — Потом выброси наружу. И не говори, что безоружен. Просто твое оружие иначе выглядит.
Друид вздохнул, печально повесив кончики бровей, хотя в глазах его мимолетно блеснуло чуть не восхищение, и выполнил мое требование.
— Ты доволен?
Я пожал плечами и опустил меч. Теперь мне захотелось извиниться. Но я удержался, вдруг почувствовав ужасную усталость. Что в его травах могло быть серьезного? И в нем не чувствовалось враждебности, только любопытство исследователя, кравшегося к микроскопу.
— Любопытно, — принялся нарочито ворчать друид. — Чем это ваш Иисус лучше нашего Езуса, жертвы которому вешают на древе? Говорят, ученик Иисуса — Иуда даже сам себя повесил. Ради него, не так ли? После того, как принес в жертву его самого — его ведь тоже повесили, верно? Хоть и на кресте — но ведь деревянном!..
Олаф с намеком прочистил горло.
— Зачем ты пришел, друид? Поговорить о повешенных? Среди ночи?
— Тсс!.. — сказал друид, прижимая к губам темный палец и нетерпеливо оглядываясь на вход. Вернулся Фризиан, кислый как незрелый лимон.
— Он спит как мертвый, — буркнул Фризиан.
— Утром проснется, — беспечно отмахнулся Бран. И вдруг, заставив нас вздрогнуть, воззвал совсем другим, рокочущим голосом, пугающе торжественно воздев руки и тряхнув широкими рукавами: — Внемлите!!! На крыльях дракона, в драконьем огне придет драконья кровь! Дракон повергнет дракона! Придет он из тьмы и пламени, уйдет он во тьму и пламя! Огонь тот согреет смертных! Крылья укроют от зла! Блеск ослепит врагов!
Ошарашенные, мы продолжали таращиться на Брана, когда он уже безмолвствовал, еще некоторое время стоя неподвижно. Потом он снова едва слышно захихикал и медленно опустил руки.
— А это что было? — спросил Олаф.
— Неважно, — сказал друид, иронично и хитро приподняв мохнатые брови. — Но уверен, дракон меня услышал!
Он шустро юркнул прочь из палатки, подхватил свой мешочек и заспешил прочь, в анемичный рассвет.
— Вот псих, — изумился Олаф.
— Скажи мне, кто твой бог, и я скажу тебе — кто ты, — буркнул все еще дующийся Фризиан.
— Надышался, видно, собственной дряни, — сочувственно предположил Гамлет и посмотрел на меня. — Здорово ты его поймал. Интересно, что бы было, если бы он сунул нам в нос эту дрянь? И что бы мы ему наговорили о «потусторонних мирах»?..
— Собачки для опытов, — проворчал Фризиан. — Ну и как тут теперь спать, когда шатаются кругом какие-то экспериментаторы? Впрочем, Эрик, кажется, ты его напугал. Грубое холодное железо против тонкого искусства. Недурно действует, а?
— Иногда, — отозвался я меланхолично.
Линор проснулась с удивленной улыбкой, оттого что кто-то рядом или в ее сне радостно рассмеялся серебристым и нежным смехом, и ей захотелось спросить, что же вызвало этот смех, чтобы тоже повеселиться. В окно, заглядывая исподтишка краешком, светила полнеющая луна, серебрящая все, к чему прикасались ее призрачные лучи, как прикосновение царя Мидаса обращало все в золото. «Как будто зазвенел лунный свет», — подумала Линор и, полюбовавшись им, снова заснула, так до утра и не вспомнив, что же это ей напомнило.
XI. Город Солнца
— Хотел бы я знать, — вслух размышлял Дерелл, — это мы забрали слишком к югу или друзья-корнуэльцы к северу?
— А что ж, нам одним ходить кругами? — пожал плечами Бедвир, не находя в таком поведении корнуэльцев ничего странного.
— А интересно, про нас они тоже такое подумали? — живо предположил Дерелл, любопытно блестя глазами.
— Что подумали? — спросил Бедвир с хорошо разыгранной тупостью.
Дерелл истерически замахал руками, протестуя против подобной умственной вялости.