Смех баньши
Шрифт:
Один человек отправился как-то на охоту, да заплутал. И куда бы он ни ехал, лес кругом становился все гуще, деревья вставали все плотнее и плотнее, и когда он уже обезумел от отчаяния и страха и вконец обессилел, деревья подступили вплотную, обхватили его ветвями и стали сдавливать, пока не раздавили в страшных муках человеческое тело, превратив в жесткий ствол дерева. И был у этого человека верный друг, его названный брат, что поклялся найти его. К несчастью, его поиски увенчались успехом. Тогда жена первого неудачника, дама весьма преданная и отважная, сама решилась отыскать возлюбленного или отомстить за него. И также отправилась в лес, вооружившись топором, кремнем и трутницей. Как женщина умная, как только ей становилось не по себе, а лес казался слишком густым и темным, она разжигала костер, и — пожалуйста, лес тут же редел. Но окончательно поняла она, что дело нечисто, когда срубила один ствол, испустивший человеческий предсмертный крик, и из сруба истекла скудная капля крови. Соседнее же дерево все задрожало, застонало, и капли росы упали с него как слезы, когда оно горестно заплакало. И знаком был женщине этот голос — голос ее потерянного супруга. В великой печали, потеряв голову, бросилась она к дереву и заключила в крепкие объятия. Но объятия дерева были еще крепче… И сжав ее в чудовищных тисках, кривые сучья обратили ее в тонкую трепещущую осину, с листьями, горящими брызнувшею выдавленной кровью. Но никто бы не понял этого, увидев осину — ведь стояла осень.
Под конец истории все дрожали как осиновые листья. Учитывая почти гипнотические способности Фризиана, в этом не было ничего удивительного. Тон, бархатный голос, проникающий глубже, чем сталь, небрежная естественность и смиренное сокрушение над вымышленным несчастьем. Потом сам Галахад, как ни в чем не бывало, дожевал оленину и с удовольствием допил вино. Остальных почему-то охватила отвратительная трезвость, и всю сонливость как рукой сняло. Как-никак, дело было в лесной чаще.
Поскольку Фризиан так об этом и не позаботился, пришлось всех успокаивать замечанием, что пока костры не погашены, подобные напасти нам никак не грозят. К тому же, дело было в давние времена, когда основным металлом для людей была бронза, а с приходом холодного железа, которым, между прочим, каждый из нас обладает, число зловредных существ, посягающих на человека, сильно поубавилось. Довод с холодным железом принес всем некоторое облегчение. О его способности отпугивать злых духов известно было всем, и значит, были все основания уповать на его защиту.
— Ладно,
Все опять начали от нас отодвигаться. Что-то Фризиан совсем увлекся. Мало того, что все и так уж чуть не бьются в истерике от нашей подшефной адской гончей. Хорошо еще, что сейчас последняя мирно спит и только изредка подергивает ушами и лапами, намекая, будто вышла во сне на чей-то след.
— Ко мне — не придет! — самоуверенно заявил я. — Но если что — будите. Я с ним разберусь!
Потом мы с Галахадом напросились в караул в четвертую стражу, за компанию с Бедвиром, и наконец решили соснуть.
Говорят, когда меня будили, я кого-то чуть не убил, хотя помню только, что слегка поворчал. Но об этой четвертой страже мы не пожалели.
Что и говорить о вере в колдовство, вся ночь была пропитана магией как мякоть свежего плода душистым соком. Сказочно четкие очертания верхушек деревьев на фоне звездного неба, с которого уже скрылась набухающая понемногу луна, причудливо изогнутые стволы и ветви, напоминающие бог знает что — ну, это уже зависит от меры вашей испорченности… Тени от притушенных костров водили самозабвенные хороводы со светлыми бликами, то высвечивая, то вновь скрадывая фрагменты живой фантастической картины.
А потом пал туман. Наплыл тяжелыми дымными клубами почти абсолютного мрака из глубины леса, с чудовищной быстротой заволакивая, поглощая все вокруг. Видимость резко упала, все растворилось, помутнело, и даже соседний костер казался призрачным болотным огоньком.
Мы спугнули в тумане какую-то птицу, устроившую в ветвях настоящий грохот, а адский пес возбужденно растявкался, но больше ничего не случилось. Просто мы первыми встретили жемчужный рассвет. Великолепная вышла коллекция меняющих освещение и прозрачность пейзажей.
Потом туман в какой-то степени сказался на «серых клеточках» — некоторая призрачность стала преследовать нас и средь бела дня. А друид все приставал с какими-то дурацкими расспросами то о медведях, то об эльфах.
— Я знаю, что ты это знаешь, — похихикивал он тихонько, как-то мерзко потирая свои коричневые паучьи лапки.
Чтобы он отвязался, я наговорил ему бог знает чего — он что-то призадумался, перестал хихикать, а потом его обеспокоенная мордочка пропала из виду, будто ветром сдуло. Что я, собственно, такого сказал? Кажется, что и среди медведей и среди эльфов встречаются шатуны, которые не дают людям покоя, и надо все время быть начеку, так как шатуны эти сильно не в себе. Кажется, друид правильно все понял на свой счет и обиделся.
А потом какие-то эльфы обстреляли нас издали, не показываясь, стрелами и пращными снарядами, не нанеся по счастью, особого вреда, ни одной смертельной раны. И ни одного из них мы так и не увидели. Не обращая внимания на всякие мелочи, мы продолжали путь. А Гвенивер снова пела. На этот раз, целую поэму, то и дело сверяясь с пергаментом. Меня восхитило, что она умела читать. Графиня Элейн, судя по проявленному к пергаменту интересу, тоже.
Под роковой звездою, в час суровый, На трон британский Вортигерн воссел. Преступник узурпировать корону Ценой кровавой подлости сумел. Убит им Константин — король верховный, Два принца на чужбине ищут кров. Призвал друзей властитель незаконный — Германцев орды прибыли на зов. Союзников таких сдержать непросто, Как вскоре сам призвавший их признал. Почти захвачен саксами весь остров — Король от них в Деметию бежал. В холмах валлийских скрыто это царство, Прекрасен, тих, британский этот край. Здесь, испытав союзников коварство, Узрел король душою дивный рай. Здесь замок крепкий он решил воздвигнуть, Где мог бы он укрыться от врагов. Но замок сей, увы, не мог возникнуть: Когда фундамент башни был готов, И луч закатный озарил долину, И на деметский край спустился сон, Исчезла в землю башня, как в трясину. Когда же осветился небосклон И солнце озарило это чудо, Тревога охватила короля, Но Вортигерн сдержал ее покуда. И вышли вновь строители в поля. Но повторялось чудо это снова, Как странный и навязчивый кошмар. Исполненный предчувствия дурного, Решил король: здесь дело темных чар. Созвал он колдунов со всей округи, И о явленьи этом вопросил. Молчали долго древних таинств слуги, Но вдруг один из них проговорил: «Король, найти ты человека должен, Рожденного на свет сей без отца. Чтоб замок твой счастливо был заложен, И выстроен был славно до конца, Убив его, пусть смочат основанье Для башни теплой кровью жертвы сей». Посланцев с надлежащим указаньем Шлет Вортигерн и добрых ждет вестей. Послы же не окрылены надеждой, Известно им без всяких мудрецов, Что нужно быть совсем уже невеждой, Чтоб верить во младенцев без отцов. Пока же они горько сокрушались Над этим, ведь грозил им всем топор, Услышали, как раз, как препирались Два отрока, затеявшие спор. Один из них, устав от рассужденья, И спору положить решив конец, Воскликнул: «Между нами нет сравненья! Ведь у меня-то, все же, есть отец! А ты — неясно, как явлен был свету, Быть может, вовсе ты не человек? И я не внемлю твоему ответу, Ведь ты — всего лишь демон!» — отрок рек. Послы от изумления очнулись, Почуяв избавление от кар, И с облегчением переглянулись — Судьба, похоже, им приносит дар. И справки наведя без промедленья, Властителю они приносят весть: «Король, мы в деле проявили рвенье, Узнав, что человек потребный есть. То отрок Мерлин, прозванный Амброзий. Правителю Деметии он внук. Но мы, уж верно, как-нибудь устроим, Чтоб нам сошло его убийство с рук. К тому же, ведь ни для кого не тайна, Что отрок сей от демона рожден. И дело наше будет даже славным: Во имя Божье — дьявол поражен!» И Вортигерн, узреть желая жертву, Немедля приглашение послал — И Мерлина и мать его Ниневу, По-дружески, как будто, он призвал. Когда ж они доверчиво явились На этот, короля, коварный зов, И в вероломстве вскоре убедились С себя сорвавшем радужный покров, Всех удивила Мерлина улыбка, СГамлет какое-то время рассеянно прислушивался краем уха, потом вдруг начал проявлять признаки беспокойства, хмурясь и неуверенно ерзая в седле. Я исподтишка следил за ним, сдерживая усмешку. Догадается сам или нет? Олаф бы давно уже догадался, но и его и Фризиана понесло сейчас в авангард вместе с Кеем.
И вот, пред всеми озеро предстало, Как им Амброзий-Мерлин предсказал. «Вот, оттого здесь башня и не встала, — Изрек он, и опять вопрос задал: — Ответьте мне, мудрейшие из мудрых, Что в озере находится на дне?» Ответом был десяток взоров хмурых, В беспомощной, гнетущей тишине. «Ну, что ж, я и на это вам отвечу. На дне два камня, полых изнутри. В них — два великих змия дремлют вечно. Пусть озеро осушат до зари». И спущены из озера уж воды, Две глыбы перед всеми обнажив. Зловещей чернотой зияют гроты. Выходят змии, смертных устрашив. Один — как пламя, алым полыхает. Жемчужно белый, будто снег, другой. Огонь и дым шумливо извергая, Драконы меж собой вступают в бой. Глядит король, глазам своим не веря, На битву двух гигантов пред собой. Постройка замка — малая потеря Пред чудом, что он зрит такой ценой. «Следи ж за ними, — Мерлин ему молвит, — Британии судьбу ты видишь здесь. Коль снежный змий багряного прогонит — Захватят вскоре саксы остров весь. Дракон багряный — славный знак британцев, Тебе он представляет весь наш род. А белый змий — свирепый знак германцев. Гляди ж, чей ныне победит народ». Все жарче схватка, белый наступает, И алого соперника теснит. Король и Мерлин молча наблюдают — Который же из змиев победит?Гамлет обернулся и уставился на меня тяжелым взглядом. Точно, дошло. Я напустил на себя невинный вид и отвернулся.
— Так вот, что ты строчил вчера вечером, — медленно проговорил Гамлет. — Перевод.
— И что же?
Гамлет шумно втянул воздух и покачал головой.
Дракон багряный отступал недолго. И мощь, доселе скрытую, открыв, Врага изгнал из озера, но только Исчезли оба, на берег ступив. И Вортигерн спросил в недоуменьи: «Что значит боя странный сей исход?» Ответил Мерлин: «Это без сомненья Победа змия красного, ведь тот, Внезапно гнев и силу обнаружив, О коих прежде не подозревал, Мгновенно ход сражения нарушил И саксов из страны своей изгнал. Увы, недолгой будет та победа. Страной ему не вечно обладать. Обоих змиев ждут здесь злые беды, Триумфы, и несчастия опять. Миг для британцев ныне предрассветный — Им вверена земля эта сейчас, И стрелы бед окажутся безвредны — Для них пора в другой настанет раз». «Но кто ты? Молви мне, о отрок вещий. Кто твой отец — злой дух иль божество? Откуда знаешь скрытые ты вещи — Грядущую беду иль торжество?» «Я — Мерлин, прозываемый Амброзий. Иль Мирддин Эмрис на валлийский лад, И Мирддин — бог ветров, лихой и грозный, Всегда мне покровительствовать рад. Считает кто-то: он и я — едины. Возможно, правы в чем-то и они. Но мой отец — то Дух страны родимой — Могучей, славной, древней сей земли. Сюда приходят люди и народы, Затем, чтоб после снова исчезать. И превращаясь в горные породы, Навеки эту землю оставлять. Увы, и ты ее покинешь скоро — Наследники законные грядут: Аврелий, Утер — их приносит море — Тебя и саксов принцы разобьют. О Вортигерн, нельзя построить башни На озере подземном никогда — Трон не стоит на преступленьи страшном — Их подмывают кровь или вода. Спеши сокрыться, отдалить на время Ту участь, что тебе присуждена. Уже недолгим будет жизни бремя — Ее твоя же поглотит война». Главу печально Вортигерн склоняет — На лике лишь усталости печать. О власти он давно уж не мечтает. Как от судьбы зловещей убежать? «Не хочешь ли отправиться со мною Куда-нибудь?» — он Мерлина спросил. «Нет, Вортигерн, мне под другой звездою Творец скитаться в жизни отпустил. Останусь здесь, в Деметии я править, Прекрасной, после деда моего. Мне много в жизни суждено исправить, Но нет в ней больше места твоего». Ни трона и ни башни не воздвигнув, Уехал опечаленный король. Душой для мира этого погибнув, Он знал — не удалась чужая роль, —торжествующе допела Гвенивер и весело рассмеялась, довольная, что одолела такого монстра с пергамента до конца, и отыскала меня взглядом, вполне сошедшим за воздушный поцелуй.
— Нам надо поговорить, — ничего не выражающим тоном сказал Гамлет.
— Не принимай так всерьез, что ты Ланселот, — сказал я, с улыбкой поклонившись девушке. — В конце концов, это даже не любовная лирика.
— Заткнись, — раздраженно прошипел Ланселот, ухватив меня за рукав и притянув поближе к себе. — Переводить собственные старые сказки на бриттский язык — это уж слишком! Да еще такие псевдоисторические. Ты выдаешь за местную легенду то, что, возможно, было совсем не так! На второй же день, даже не проверив, какие тут есть несоответствия!