Смех дракона (сборник)
Шрифт:
Наконец Симону удалось освободиться. Кажется, еле различимая паутинка все еще тянулась от него к Карши, но это не имело значения. Сознание мага скользнуло в канал, проложенный учеником, спеша вернуться в тело хозяина. Кровавые руны! И кошмар длящегося поединка с Шебубом, в котором Симон едва не достиг Мерцающих Слоев Иммутара – именно в тот момент, когда голос Карши долетел до него. Стоит ли удивляться, что канал так вывернуло! Странно, что у мальчишки вообще получилось. Руны он запомнил верно, но заклинание переврал на треть…
Похоже, старый маг не ошибся в выборе ученика. А Талел, это отродье ехидны и скорпиона! «Какой
Неладное он почувствовал, уже вернувшись. Словно мерзкий слизень коснулся души – прилипая, присасываясь… Перед глазами возникло знакомое зеркало в ореховой раме. Но в зыбкой глади не отразилось ни Симона, ни Карши. Зазеркалье распахнулось цветком черной асфодели, впуская в спальню пряди гнилостного тумана. Извергаясь из зеркала, дыша миазмами, помрачающими разум, туман взмыл к потолку. Обозначились контуры огромного безгубого рта, вытаращенные глаза жабы, бахрома шевелящихся отростков…
Бесплотный демон-когитат, обитатель слоев Предвечного Мрака, здесь, в тварном мире, вынужден был принять облик. Это делало тварь уязвимой, но не менее опасной. Остихарос чувствовал, как щупальца вкрадчиво, с тошнотворной лаской оплетают его мозг, спеша отыскать средоточия Силы – излюбленного лакомства исчадий древности. Нечто подобное проделывала с магом изо дня в день Черная Вдова. Но хозяйка лабиринтов Шаннурана медлила, растягивая трапезу на долгие месяцы. Она использовала мага как дойную корову, которую не режут, пока она дает достаточно молока. Когитат же церемониться не станет. Он жадно выпьет все до капли, оставив на полу спальни лишь пустую оболочку – ригийскую мумию, муху, высосанную пауком.
Барьеры, спешно воздвигаемые в мозгу, трещали под напором демона.
– Моррах н'агиб! Р'хошш!
Маг рубанул руками крест-накрест. Зеркало брызнуло тысячей осколков, рассекая мглистое «тело» демона. Истошный визг едва не сделал Остихароса глухим, и хватка щупальцев ослабла. Часть когитата осталась в зазеркалье, ослабив тварь. Сосредоточившись, маг скользнул на ближний призрачный план. Здесь щупальца демона сделались видимыми, и Симон стал яростно отдирать их от себя, швыряя на пол извивающиеся обрывки. Каменные пальцы левой руки действовали успешнее, чем обычная плоть правой. Демон, не ожидавший такого сопротивления, отпрянул, распластавшись под потолком, и маг понял, что свободен.
– Х'акстурн ашш!
Он вновь оказался в тварном мире. Руки Симона плели в воздухе «ловчую сеть», готовясь набросить ее на когитата. Но в царстве грубой материи левая рука едва слушалась. Симон вновь ощутил, как в мозг проникают отростки демона. Проклятье! – маг не успевал… Позже Остихарос будет уверен, что совершил это в порыве отчаяния или ослепленный яростью. А может быть, в минутном помрачении рассудка. Ибо то, что он сделал, легко могло испепелить его самого.
Вал огня, вскипая лавовым гребнем, поднялся из глубин души. Тело охватило нестерпимым жаром, одежда задымилась. С отчаянным визгом тварь отдернула обожженные щупальца. Огонь, казалось, растопил камень левой руки, сделав его податливым, как воск. Пальцы вновь стали послушны, и финальная нить «сети» легла на положенное ей место. Дальше Симон действовал по наитию. Древняя магия сама прокладывала нужные пути в старике, как поток во время паводка. Жар извергся
Дерево вспыхнуло.
Повинуясь властному жесту, осколки зеркала взмыли в воздух, прилипнув к нитям «ловчей сети». Сеть вывернулась наизнанку, и миг спустя демон, конвульсивно дергаясь, оказался заключен в искрящийся шар. Тоскливый, жалобный вой наполнил спальню. Переливаясь сполохами, шар начал вращаться все быстрее и быстрее. Сквозь высверки Остихарос не без труда разглядел, что происходит с когитатом. Осколки зеркала всасывали тварь, тускнея по мере того, как их заполняла инфернальная сущность.
Время шло, и вой стих.
Порывшись в ящичках столика, Симон извлек яшмовый флакон с притертой пробкой в виде головы ифрита. «Адъяр-Сада», «Крематор Теней», тайну которого ревностно хранили джамадийские алхимики. Взглядом направив шар в полыхающую пасть камина, маг шагнул ближе и, надавив на пробку, взмахнул флаконом. Губы ифрита разошлись в подобии ухмылки, струя тончайшей небесно-голубой пыли ударила в камин. Пламя загудело, в камине разверзлась маленькая преисподняя – и зеркальный шар, чернея, провалился внутрь себя.
Миг, и все было кончено.
Дрова прогорели дотла. Поворошив пепел кочергой, Симон выковырял из золы спекшийся сгусток. Тот медленно остывал, тускнея и багровея. На всякий случай маг провел над ним рукой. Ничего. Никаких следов демонической сущности. Обычный жар раскаленного стекла. Тем не менее следует запечатать эту пакость в бутыль и закопать где-нибудь за городом. Только не сейчас. Завтра. Он слишком устал.
А ему ведь еще выручать Карши…
Упав в кресло, Симон уронил руки на подлокотники, выточенные в виде драконьих лап. Левая рука издала отчетливый каменный стук. Маг поморщился. Прощальный подарок Шебуба то почти не напоминал о себе, то вдруг наливался непомерной тяжестью. Обратись рука в чистое золото, она не весила бы столько! Частица темной сущности демона стала частью Симона. Наряду с неудобствами, «гранитная шуйца» дарила и некоторые преимущества. Но маг понимал: без крайней нужды лучше ими не пользоваться. Даже освобожденная на долю секунды, сила живого камня ударяла в голову крепчайшим вином, и стоило немалого труда сохранить контроль над телом и рассудком.
Усилием воли старик заставил себя подняться. Едва волоча ноги, он направился в башню. Ступеням, казалось, не будет конца. Факелы, чуя приближение хозяина, вспыхивали зеленоватым огнем, чтобы угаснуть за спиной. Стараясь не охать, маг тяжело опирался на перила, преодолевая один виток спирали за другим. Никогда еще подъем не давался ему такой кровью. Шагнув в кабинет, Симон перевел дух. Битва с когитатом опустошила его. Медлить же было преступно.
Талел – жрец Сета и бой даст нешуточный.
Открыв ларец из палисандра, маг извлек золотой перстень с камнем, багрово сверкнувшим в свете лампад. Мало кто отличил бы с первого взгляда Камень Крови от обычного рубина. Симон надел перстень на безымянный палец правой руки – и усталость отступила. Кровь быстрее заструилась по жилам, разгладились морщины, сердце забилось от притока огня. Прихватив Жезл Крылатых, украшенный фигурками чибиса и нетопыря, старик выбрался на узкий балкон. Бросил взгляд на перстень: Камень Крови посветлел, сделавшись ярко-розовым.