Смех дракона (сборник)
Шрифт:
Карши вскинулся всем телом, словно норовистый, почуявший аркан жеребчик. Взгляды старика и мальчика встретились. Симон вздрогнул. На миг почудилось, что это он сам, юный, насмерть испуганный, смотрит на грозного, беспощадного старца, пришедшего увлечь его в бездны ужаса. И лучше быть скороходом, поваренком, конюшим, лучше вообще не быть…
Нет, это мне не чудится, понял маг. Я действительно вижу его глазами. А он – моими. И видит себя – несчастного, трясущегося от страха. Кого ты боишься, Карши? Меня? Своего учителя? Или той судьбы, которую я олицетворяю?
– Я
– Верю, учитель. Только… Приходите скорее, пожалуйста!
Наконец Симону удалось освободиться. Кажется, еле различимая паутинка все еще тянулась от него к Карши…
Проклятье! Кровавые руны! Если бы Карши, взывая из темницы Талела, воспользовался тушью, углем, киноварью… Но кровь, его кровь! Симон был готов проклясть себя за преступное небрежение. Та самая паутинка, тонкая, еле заметная, по-прежнему соединяла их обоих, давая доступ в сознание «кровника». Как паучок, висящий на серебристой нити, летит по воле ветра, так Карши все это время волочился за учителем, видя то, что видел Симон, и даже проваливаясь в воспоминания старика – вряд ли далеко, не дальше пяти-шести месяцев…
Представить себя мальчишкой было для мага трудней, чем сокрушить скалу. Но он попытался. Что же ты видел, мой маленький Карши?
…мрак подземелий Шаннурана. В углу, прикованный к стене толстыми, лоснящимися в свете фонаря цепями, скорчившись, сидит старик, облаченный в грязное рубище. Космы седых волос, свалявшись в сальные колтуны, падают ему на лицо. Когда старик поднимает голову, болезненно щурясь, становится видно, что рот пленника зашит суровыми нитками.
…голову Черной Вдовы обрамлял венчик подвижных щупальцев. Щупальца колыхались, как водоросли в воде. Тварь приоткрыла узкую пасть, обнажив ряды острых зубов, и начала протискиваться в темницу. Гибкое тело искрилось крошечными блестками. Вот стала видна первая пара лап, шестипалых и когтистых, с неестественно цепкими и длинными, почти человеческими пальцами; влажный раздвоенный язык коснулся лица.
– Она приходит пить мою силу…
– Узнаешь меня, Шебуб?!
Маг захохотал. Было видно, что заклинание далось ему большой кровью: по лицу обильно стекал пот, руки дрожали. В ответ демон утробно зарокотал, подражая горному обвалу, и двинулся на мага.
Глаза чудовища горели провалами в ад.
…извергаясь из зеркала, дыша миазмами, помрачающими разум, туман взмыл к потолку. Обозначались контуры огромного безгубого рта, вытаращенные глаза жабы, бахрома шевелящихся отростков… Вкрадчиво, с тошнотворной лаской щупальца оплели мозг Симона.
– Моррах н'агиб! Р'хошш!
Зеркало брызнуло тысячей осколков. Истошный визг едва не сделал Остихароса глухим. Сосредоточившись,
…маг вознес над головой жезл. Гигантская тень закрыла рисунок созвездий, и из тьмы возникло создание, какое большинство людей не увидят даже в кошмарном сне. Перепончатые крылья, пронизанные сеткой вздувшихся жил, с гулом загребали воздух. Тварь покрывали глянцевые, плотно прилегающие друг к другу перья, больше похожие на чешую. Мощную шею венчал треугольник головы. Она походила бы на змеиную, если бы не зубастый роговой клюв, из которого, пенясь, капала слюна…
…рыхлый толстяк, бормотавший заклинания над жаровней, от которой воняло падалью, затравленно обернулся к гостю. Лицо его исказилось, и Талел рухнул на колени.
– Симон, пощади!
Порыв ветра распахнул окно, подхватил папирус и унес его в ночь. Жаровня угасла, шипя как змея. Остихарос ухватил толстяка, похожего на раздавленную жабу, за горло и легко приподнял над полом. Жрец захрипел, чувствуя, что еще чуть-чуть, и его шея сломается…
– Скороходом!
Карши был близок к истерике.
– Я очень-очень хочу быть скороходом!
– Прости меня, малыш, – еле слышно пробормотал Симон. – Прости старого дурака.
– Мы рады видеть тебя, Симон.
Маг поклонился султану:
– Я обещал вашему величеству нового скорохода. Вот он.
Махмуд Менгерид долго рассматривал будущую звезду «конюшни» – сухого, легкого, порывистого в движениях мальчишку. Тот ждал, без страха глядя на владыку. Казалось, в своей короткой жизни он уже отбоялся на долгие годы вперед, и сейчас даже палачу рассмеется в лицо.
– Как его зовут?
– Карши.
– Да? Не тот ли это ребенок, из-за которого…
Махмуд замолчал. Долгое время владыка не произносил ни слова, о чем-то размышляя. Наконец лицо его тронула хищная, довольная улыбка.
– Кому мы должны заплатить за скорохода, Симон? Открывающим? Тебе?
– Это подарок, ваше величество.
Мальчишка не мог устоять на месте. Он все время пританцовывал, как если бы в любую минуту был готов сорваться с места – и бежать, бежать, нестись прочь, словно за ним гнались все демоны ада…
– Я принимаю твой дар, – кивнул Махмуд XVI.
Тени моего города
Семь смертных
Вторник. Гнев
Люська опять ела арахис.
Какое там ела – жрала, давилась, чавкала. Ухватит пальчиками и давай жмакать, шелуху лущить. И в рот, в рот! – один желтоватый катышек за другим… Запах – от стены до стены. Ошметки шелухи – где ни попадя. На клавиатуре, на полу, у нее на коленках, туго обтянутых колготочным ажуром; у меня, блин, в печенках!