Смех сквозь слезы
Шрифт:
У меня интересуются:
– Фаина Георгиевна, а что бы вы сделали, если бы открыли границы?
– Спешно влезла на дерево.
– Почему?
– Затопчут!
Границы не открыли, залезать не пришлось. А оттепель и в погоде понятие краткосрочное. Если в нашей стране тепло несколько месяцев длится, то оттепель и того короче.
Бывали шутки, за которые можно было уехать далеко. Но меня бог миловал.
Прием в Кремле. Сам Хозяин соизволил снизойти до беседы, а у меня, как на грех, что-то болело, настроение мрачное.
– Вас, товарищ Раневская, и самому большому глупцу в мире не рассмешить.
– А вы попробуйте.
Стало слышно, как звенит в ухе и стучат зубы у кого-то из чинов. Что полагалось после такого ответа?
Ничего не случилось. Почему – не знаю, может, не дошло?
Дружбой с властью нужно уметь пользоваться. Я не умела, наоборот, меня до власти допускать опасно, ляпну еще что не то.
Вот Александров умел.
На приеме в Кремле Сталин, разыгрывая заботливого отца, стал интересоваться у кинематографистов, что они бы хотели получить уже завтра лично для себя.
Один жалуется на тесноту и получает квартиру.
Второй – на нехватку свежего воздуха и спокойствия для работы, получает дачу.
Третий – на проблемы с транспортом, ему обещана машина.
Доходит очередь до Александрова. Григорий Васильевич скромно просит у Сталина его книгу «Вопросы ленинизма» с автографом.
Получает книгу, квартира, машина и дача идут впридачу.
В санатории рядом невыносимо занудный засрака (заслуженный работник культуры), все не по нему, все не так.
– Суп невкусный, котлеты плохо прожарены, компот несладкий… А вот это что, разве это яйца, смех один! Вот у моей мамочки, я помню, были яйца!
Не выдерживаю:
– А вы не путаете ее с папочкой?
Ляпнула, а человеку пришлось уехать, потому что по санаторию разнеслось:
– Вон идет тот, у кого мамочка с яйцами.
– Вы по-прежнему молоды и прекрасно выглядите!
На мою такую откровенную лесть должна бы последовать лесть ответная, но дама решает играть в правдивость:
– К сожалению, Фаина Георгиевна, не могу ответить вам тем же.
Напросилась.
– А вы бы, милочка, соврали, как я!
Как это ужасно – встретить свою первую любовь через много-много лет!
Мы с трудом смогли скрыть свое неприятное удивление и старательно делали вид, что никогда раньше не были знакомы. Так старательно, что сами поверили. Полегчало, он мне стал казаться вполне симпатичным старичком. Но стоило вспомнить, что я знала его в молодости, как все очарование снова пропало.
Бытовой кретинизм
Кретины и кретинки бывают разными. Я вот бытовая и этого не скрываю.
Скрывать просто невозможно, все равно эта неспособность организовать свой быт видна с первого взгляда, лезет из всех щелей.
И дело не в том, что не у кого и негде было учиться, дело в моей профессиональной непригодности к быту.
В семье Фельдманов я бытовыми вопросами не интересовалась, для этого был штат прислуги, бонны, няньки, горничные и даже дворник. Пока жила одна в Москве, а потом Ростове, быта как такового просто не было. Для актеров, у которых каждый следующий сезон в новом городе, налаженный быт вообще едва ли возможен.
У Павлы Леонтьевны была добрая фея Тата, которая занималась Ирой и бытом, мы за ней жили, как за каменной стеной, всегда знали, что будем накормлены и обстираны.
Когда стала жить отдельно, приглашала домработниц. Это кошмар, мне не жалко ничего, все берите, но только сделайте так, чтобы я ни о чем не думала, чтобы как при Тате: все в порядке и вовремя. Не получалось, ни одна не оказалась заинтересована в порядке в моей жизни, все норовили что-то выгадать.
Я не умею думать о быте, не умею следить, чтобы были продукты в холодильнике и запасы в шкафах. Мне немного нужно, совсем немного, но я не могу сама ходить по магазинам. Не потому что ленюсь или считаю это недостойным. Для меня даже поход за папиросами превращается в мучение. Узнают, кричат «Муля», вместо того, чтобы, нормально отстояв в очереди, нормально купить что-то, я вынуждена спасаться бегством.
Это не только моя беда – многих. Люди не могут понять, что актеры тоже люди, им нужно кушать, покупать одежду, белье, туалетную бумагу…
Я хочу, чтобы меня узнавали на сцене, любили в ролях, а не на улице с криком: «Муля, не нервируй меня!»
Зуб выдернуть – проблема, в химчистку зайти – тоже, позвать водопроводчика или электрика – целая история, при этом никого не уговоришь подработать уборкой в квартире.
Меня много раз спрашивали, почему не вышла замуж.
Те, кого любила я, либо не любили меня, либо были уже заняты, либо не могли жениться на мне. Те, кому нравилась я сама, не устраивали меня.
Но я не представляю себя замужем за кем бы то ни было. Я не могу организовать собственную жизнь, как я бы делала это для другого? Разве только муж все взял на себя? Такие мужья бывают?
Нет, наверное, просто не было настоящей, всепоглощающей любви, которая заставила бы научиться печь пироги и ругаться с домработницей.
Театр – это все, потому нужно сначала выбрать, что тебе дороже – все или театр.
Я выбрала давным-давно, уйдя из семьи. Потом обрела семью театральную в полном смысле слова – и маму в лице Павлы Леонтьевны, и театр как единственный дом.
В этом доме и осталась на десятилетия. Другого не дано, да и не хочу.
Зачем пишу? Ведь все равно никому не покажу, никому. Разве можно писать воспоминания? Нельзя, это нескромно, глупо. Хвалить себя – некрасиво, ругать уже надоело.
Но я пишу…
В этом есть своя прелесть. Вспоминаю жизнь и начинаю понимать, что она:
а) Прожита не так уж глупо, как всегда казалось, чему-то я в жизни все же научилась, хотя бы тому, что жизнь хорошо, а не жить куда хуже;