Смех в темноте [Laughter In The Dark]
Шрифт:
— Однако, я не знала, что ты так богат, — сказала она, перейдя в следующую комнату. — Боже, какие ковры!
Буфет в столовой так на нее подействовал, что Альбинусу удалось незаметно нащупать ее ребра и — повыше — горячую, нежную мышцу.
— Дальше, — сказала она нетерпеливо.
Зеркало отразило бледного, серьезного господина, идущего рядом со школьницей в выходном платье. Он осторожно погладил ее по голой руке — зеркало затуманилось…
— Дальше, — сказала Марго.
Он жаждал поскорее привести ее в кабинет. Вернись жена раньше, чем он рассчитывал, все было бы просто: юная художница, нуждающаяся в помощи.
— А
— Там детская. Ты все уже осмотрела, пойдем в кабинет.
— Пусти, — сказала она, заиграв ключицами.
Он всей грудью вздохнул, словно не дышал все то время, пока держал её, идя с нею рядом.
— Там детская, моя милая. Всего лишь детская — ничего интересного.
Но она и туда вошла. У него было странное желание вдруг крикнуть ей: пожалуйста, ничего не трогай. Но она уже держала в руках пурпурного плюшевого слона. Он взял это из ее рук и бросил в угол. Марго засмеялась.
— Хорошо живется твоей девочке, — сказала она и открыла следующую дверь.
— Марго, полно, — сказал с мольбой Альбинус. — Мы, слишком далеко ушли от прихожей, и отсюда не слышно звонка. Все это страшно рискованно.
Но она, как взбалмошный ребенок, увернулась, через коридор вошла в спальню. Там она села у зеркала (сегодня зеркала трудились отчаянно), повертела в руках щетку с серебряной спиной, понюхала горлышко флакона с серебряной крышечкой.
— Пожалуйста, оставь, — сказал Альбинус.
Тогда она проскользнула мимо него, отбежала к двуспальной кровати и села на край, по-детски натягивая спустившийся чулок, поправляя подвязку и показывая кончик языка.
«…А потом застрелюсь», — подумал Альбинус, мгновенно теряя голову.
Он бросился к ней, раскинув руки, но она, увильнув, с ликующим криком выбежала из комнаты. Он кинулся за ней, но опоздал. Марго захлопнула дверь и, громко дыша и смеясь, повернула снаружи ключ (ах, как билась о дверь та бедная толстуха, как колотила и визжала!).
— Марго, отопри немедленно, — тихо сказал Альбинус.
Он услышал ее быстро, с пританцовыванием удаляющиеся шаги.
— Отопри, — повторил он громче.
Тишина.
«Опасное существо, — подумал он. — Какое, однако, фарсовое положение».
Он испытывал страх. Было жарко. Он не привык носиться по комнатам. Жгло мучительное чувство обманутой жажды. Неужели она ушла? Нет, кто-то ходил по квартире. Он перепробовал все ключи, что нашел в кармане. Затем, уже теряя терпение, бешено затряс дверь.
— Отопри немедленно! Слышишь?
Шаги приблизились. Это была не Марго.
— Эй, что случилось? — раздался неожиданный голос — Поля! — Ты заперт? Выпустить тебя?
Дверь открылась. Поль выглядел взволнованным.
— Что случилось, старина? — повторил он свой вопрос и с изумлением уставился на лежащую на полу расческу.
— Глупейшая история… Я сейчас тебе расскажу… Пойдем в кабинет, выпьем по рюмке.
— Ты чертовски меня напугал, — сказал Поль. — Я думал, Бог знает что случилось. Хорошо, знаешь, что я зашел. Элизабет мне говорила, что будет дома к шести. Хорошо, что я пришел раньше. Кто тебя запер? Надеюсь, горничная не сошла с ума?
Альбинус стоял к нему спиной, доставая бутылку коньяка из шкапа.
— Ты никого не встретил на лестнице? — спросил он, стараясь говорить внятно.
— Я поднялся на лифте, — сказал Поль.
«Пронесло», —
— Понимаешь, какая штука, — сказал он, пригубив коньяк, — был вор. Этого не следует, конечно, сообщать Элизабет. Понимаешь, он думал, очевидно, что никого нет дома. Вдруг слышу: что-то творится с входной дверью. Выхожу из кабинета и хочу посмотреть, что только что щелкнуло, и вижу: в спальню прокрадывается какой-то человек. Я за ним. Хотел его схватить, но он оказался ловчее и запер меня. Жаль, что ему удалось улизнуть. Я думал, что ты его встретил.
— Ты шутишь, — сказал Поль с испугом.
— Отнюдь нет. Я был в кабинете, вдруг слышу, входная дверь щелкнула. Тогда я выхожу, чтобы посмотреть…
— Но ведь он, вероятно, успел что-то стащить. Нужно проверить. Нужно заявить в полицию.
— Ах, он не успел, — сказал Альбинус. — Все это произошло мгновенно, я его спугнул.
— А как он выглядел?
— Обыкновенно, просто парень в кепке. Здоровенный. И, похоже, недюжинно сильный.
— Так ведь он мог изувечить тебя! Какое неприятное происшествие. Пойдем, надо все осмотреть.
Они прошли по всем комнатам, проверили замки. Все было чинно и сохранно. Уже к концу их исследования, когда они проходили через библиотечную, у Альбинуса вдруг от ужаса потемнело в глазах: между шкапами, из-за вертучей этажерки, выглядывал уголок ярко-красного платья. Каким-то чудом Поль ничего не заметил, хотя добросовестно рыскал глазами по сторонам. В соседней комнате располагалась коллекция миниатюр, и там он согнулся над наклонным стеклом.
— Оставь, Поль, довольно, — сказал Альбинус хрипло. — Нет смысла продолжать. И так ясно, что он ничего не взял.
— Какой у тебя вид, — воскликнул Поль, когда они вернулись в кабинет. — Бедный! Знаешь, надо все же сменить замок или всегда запирать дверь на задвижку. А как быть с полицией? Может быть, ты хочешь, чтобы я…
— Tcc! — прошипел Альбинус.
Донеслись звуки приближающихся голосов. Явились: Элизабет, Ирма с бонной и подружкой — толстой, с неподвижным кротким лицом, но аховой озорницей. Альбинусу казалось, что тянется страшный сон. Присутствие Марго в доме было чудовищно, невыносимо… Вернулась горничная, принеся обратно книги; не удивительно, что не нашла по данному адресу того, кому они предназначались! Кошмарный сон между тем сгущался. Он предложил всем отправиться в театр, но Элизабет сказала, что утомлена. За ужином он напрягал слух, чтобы не упустить какой-нибудь подозрительный шорох, и не замечал, что ест (ел, кстати, холодную говядину с соленым огурцом). Поль все посматривал по сторонам, то покашливая, то что-то тихонько напевая — только бы этот беспокойный олух, думал Альбинус, сидел на месте, только бы не разгуливал. Была ужасная возможность: дети начнут резвиться по всем комнатам, но у него не хватало решимости пойти и запереть дверь библиотечной. А ведь могли возникнуть невообразимые осложнения. К счастью, подруга Ирмы скоро ушла, и Ирму уложили спать. Ему казалось, что все они — и Элизабет, и Поль, и прислуга, и он сам — беспрестанно как-то расползаются по всей квартире, вместо того чтобы, как следовало, держаться компактно, и не дают Марго возможности выскользнуть, — если вообще она собирается это сделать.