Смелая
Шрифт:
Но я так много могла сделать, чтобы защитить своих сестер и братьей в тот период. Я сделала все возможное. Моему младшему брату, Робби, было три с половиной, такой милый и такой симпатичный. Он ехал на своем большом трехколесном велосипеде по улице и по какой-то причине взбесил Лоуренса. Лоуренс вышел, взял ветки шиповника и избил моего младшего брата, пока у того не потекла кровь по спине и заду. Лоуренс заставил своего сына и дочь держать крепко у дома и принуждал меня смотреть в окно, на то, как он бьет моего брата. Я его ненавидела.
Лоуренс находил разнообразные болезненные способы разозлить меня. Он знал, что я терпеть не могла одно слово, и он повторял его мне в лицо до тех пор, пока я не набрасывалась на него, так что у него появлялся повод отлупить меня пряжкой ремня. Теперь
Лоуренс подслушивал мой еженедельный телефонный разговор с отцом, чтобы убедиться, что мы не рассказываем о происходящем. Он также следил за почтовым ящиком, так что мы не могли отправить никаких писем о помощи. Меня сводило с ума, что этот никчемный человек имел власть и контроль надо мной. Ладно уж избиения, но затыкать меня было его любимым делом и тем, что я ненавидела больше всего. Он наказывал меня, не позволяя мне говорить в течение месяца. Мне не разрешали произнести ни слова. Я чувствовала себя обделенной. С тех пор мой голос крали много раз, но тогда это было особенно обидно, потому что происходило буквально. Я понятия не имею, что я сделала, чтобы меня лишили речи; зная меня, это, вероятно, было для того, чтобы я не отвечала. Во время еды я смотрела через стол на маму, умоляя ее глазами вмешаться, но делать было нечего. Право иметь голос и быть услышанным относится к одним из основных прав человека, и негодование установило некую закономерность в моей жизни.
Через некоторое время моя мама пыталась порвать с ним, много раз. Она говорила, что все кончено, что он ушел навсегда, во мне зарождалась надежда, но он возвращался. Однажды ночью он приехал в своем пикапе с дробовиком, угрожая убить мою маму. Я спряталась в кузове грузовика и, когда увидела ее бегущую, закричала предупреждение: «Он заходит налево, он идет справа, направо!» Наконец после этого она порвала с ним навсегда. Насильственные отношения – это не шутка, и очень трудно сбежать, но она это сделала.
Позже моя мать узнала, что он делал ужасные вещи со всеми другими женщинами до нее и после нее. Он каждый раз избегал суда, играя в систему. Он даже избежал обвинения в растлении. Копы любили его. Он все время выходил сухим из воды. Никто не слушал. В конце концов, Лоуренс похитил подругу сына и изнасиловал ее в трех штатах в кабине своего грузовика, держа ее на прицеле дробовика. Он был наконец-то арестован и приговорен к тюремному заключению. Я надеюсь, что он мертв. Я надеюсь, кто-то пронзил его сердце колом.
Я думаю о том, как много детей подвергаются насилию, и как душераздирающе то, что им никто не помогает. И таким образом порождается все больше насилия. Я не знаю, где дети Лоуренса сегодня. Бедная Мэри. Я надеюсь, что бедная девочка все еще жива, и я надеюсь, что с ней все в порядке. Я надеюсь, ее и ее братьев и сестер не совсем уничтожили.
Я помню, как думала в юности, Как это возможно, что женщины могут быть такими доверчивыми? Они просто игнорируют реальность и верят в то, во что хотят верить. Я думаю, женщины в общем, и моя мама точно, купились на сказку о том, что их спасет мужчина. Я думаю, для девочек мало что изменилось. Нам все также продают этот товар. Мне пришлось отказаться от него, потому что позже я попалась на крючок насильственных отношений.
Нам нужно посмотреть, почему так много женщин считают, что мужчина собирается спасти нас. Это не из-за очевидности спасения. Я не видела много парней на белых жеребцах, скачущих в дома одиноких женщин. На самом деле, я видела, как большинство женщин сами садятся на чертова жеребца. Просто общество, в котором доминируют мужчины, затягивает нас, не замечая, что мы, женщины, занимаемся спасением. Мы сами белые жеребцы, и мы не должны ждать никого, кроме себя.
Хотя у меня случались отношения с мужчинами, которые вели себя, как ужасные звери, часть меня верила, что могучий самец придет и сделает мою жизнь проще. На самом деле, они обычно усложняли ее. Хотя разумом я знала, что это неправда, чувство глубоко внутри меня говорило, что я плохая, а мужчины имели каким-то образом превосходство.
Беглый мыслитель
Все думают, что Орегон полон миролюбивых хиппи. Не людей, с которыми я была рядом. У них были угнанные грузовики с большими колесами и стойками для оружия в задних окнах. Там мертвые олени свисали вниз головой практически с каждого навеса, кровь стекала в ведро. Я никогда не была в более веселом-порочном месте, чем Орегон. Я знаю, что у многих отношения с Орегоном сложились иначе, и я рада за них, просто это был не мой опыт.
Там у людей была сильная реакция на меня. Они меняли маршрут, чтобы сказать мне, что я странная и отвратительная. Я помню встречу с матерью в универмаге Фред Мейер – ей, должно быть, было около тридцати, взрослая женщина, которая оттолкнула от меня свою маленькую девочку, когда я улыбнулась ей, назвав меня мерзкой уродиной. Ее дочь расплакалась. Я решила пойти посмотреть, что такого страшного она увидела. Я была уродлива? Я пошла в туалет и уставилась в зеркало. Глаза были на месте, нос – тоже. Я не понимала, в чем дело. У меня была короткая стрижка, но что в этом плохого?
Однажды, когда мне было около одиннадцати, я шла по улице в Санта-Кларе, пригороде на окраине Юджина, и услышала какую-то ужасную рок-музыку и громкий выхлоп автомобиля. Я знала, что это плохое сочетание, и я оказалась права. «Уродина!» – заорал парень в машине. Я проигнорировала его и продолжала идти. В ту же секунду я поняла, что меня ударили в голову и обили коричневой жидкостью. Мокрая с головы до пальцев ног. Машина ускорилась. Когда я вытерла глаза, я увидела гигантскую пластиковую бутылку «Пепси» со срезанным горлышком. Потом почувствовала вонь. Водитель сплевывал в эту бутылку. Походило на фильм «Кэрри», где ее облили кровью, за исключением того, что я плавала в смеси никотина и слюны со старой газировкой. Я не плакала, я просто вздохнула и пошла домой, чтобы помыться. Запах никотина преследовал меня всю неделю. Каждый раз, когда дул ветер, я чувствовала запах ненависти.
Мой отец все еще жил в Колорадо в то время, и мои родители решили, что я должна вернуться в Эвергрин и жить с ним снова. Мы, дети, скакали туда-сюда довольно часто, так как официального соглашения об опеке не было. Эдакая странная дихотомия. Я уехала из Орегона, где была обречена жить отвратительным, и уродливым, и причудливым существом, в Эвергрин, где внезапно стала популярной и считалась красавицей. Странное развитие. Я снова посмотрела в зеркало и смотрела на те же глаза, нос и рот, и удивлялась, почему раньше, когда я был в другом штате, в меня швыряли предметы, а здесь мне поклонялись и умасливали мгновенной популярностью. Я хорошенько задумалась и пришла к выводу, реакция другого человека была для меня бесполезной. В конечном счете, мне удалось откинуть то, что думали обо мне окружающие люди. Позже, когда пришла слава, это решение, вероятно, спасло мой рассудок.
Тем временем мне еще раз вынесли мозг в первую ночь у отца, когда я сказала ему, что происходило с Лоуренсом. Он просто сказал мне: «Ну, ты совершила ошибку, ты должна была прислать мне письмо из школы». Эта идея никогда не приходила мне в голову. Разговор сам собой прекратился, и я как будто сделалась виноватой.
Две стороны моего отца стали более выраженными. Его светлая сторона – еще волшебнее. Он делал все весело просто потому, что он так реагировал на мир. Отец смеялся, как обезумевшая гиена и как раз тогда, когда вы думали, что он остановится, он продолжал, и все вокруг начинали смеяться. Я все еще слышу его сегодня. Но на тот момент темная сторона начала появляться чаще. Он становился все злее и злее, что маленькие девочки в семье росли и переставали превозносить его. Включая его жену. Он впадал в ярость и становился все более жестоким. В конце концов, мне пришлось вернуться к матери в Орегон.