Смена климата
Шрифт:
Разворот на пятках, хлопнувшие полы кожаного плаща, и Заноза вымелся из кабинета.
— Насчет психа — это правда? — поинтересовался японец после паузы. В голосе его слышался намек на усмешку.
«Смеешься не в глазах, а за глазами». Интересно сформулировано.
— Он наркоман, — Хасан сказал лишь о том, что было очевидно, — они все тронутые.
— А насчет ума?
— Посмотрим.
Глава 2
Не знаю страха и покаянья,
Но на границе чужого сна,
За дверью темной – сокрыто знанье.
Оно способно свести с ума.
Определенно, эта ночь складывалась удачно. Заноза даже успел в метро до закрытия.
Работающая подземка удобнее неработающей тем, что из точки в точку можно доехать, а не идти пешком. И еще одно немаловажное преимущество работающей подземки — многолюдье, в котором легко затеряться. Существование в посмертии, увы, диктовало свои правила, и Заноза куда чаще ходил по тоннелям пешком, избегая встреч с бригадами обходчиков, чем ездил на поезде.
Поговаривали, что из-за плохой вентиляции и сильно загрязненного воздуха одна поездка в вагоне метро приносила столько же вреда, сколько выкуренная сигарета. Стоило бы порадоваться за себя — гулять пешком по хорошо проветриваемым тоннелям всяко полезней, чем вдыхать отраву в вагонах. Но Заноза курил больше, чем дышал. Так что, нет, он не радовался.
И все равно предпочитал «Трубу» всем прочим видам транспорта. Включая автомобиль. Не важно, удавалось ли промчаться из точки в точку на поезде, или приходилось идти пешком. Все равно с поезда лучше сходить за несколько станций до нужной, и углубляться в лабиринт тоннелей Северной линии. В те из них, о существовании которых даже обходчики только догадывались и предпочитали тут же забыть о догадках.
Правильно делали, что забывали. Благодаря плохой памяти и нежеланию говорить о том, о чем говорить не следует, обходчики в метро исчезали реже, чем, например, одинокие припозднившиеся пассажиры. Те-то уж никогда никому ничего не рассказывали. То, что многие тоннели «Трубы», заброшенные пути, законсервированные станции, обитаемы, было секретом Полишинеля. Но о том, что подземелья не ограничиваются этими тоннелями, этими путями и станциями, знали уже немногие. И с тем, что обитало в темноте ниже метро, предпочитали не сталкиваться даже коренные жители подземелий.
Заноза тоже сначала опасался. В самых черных глубинах тийра таились безглазы, существа, чьи предки были людьми, но утратили все человеческое. А это почти то же самое, что одичавшие собаки, которые опаснее любых волков, койотов или гиен. Но он слышал, что по катакомбам безглазов можно прокладывать удобные маршруты в любую точку тийра.
Кто бы устоял перед соблазном?
Ну, хорошо, многие бы устояли. Почти все. Но не упырю же бояться чудовищ. Тем более, людоедов. Кто ж из людоедов польстится на падаль, если метро буквально кишит живыми и вкусными пассажирами?
Он подбадривал себя этими мыслями, когда впервые отправился на разведку в самые глубокие тоннели. И выяснил, что у него хотя бы мысли есть, чтоб приободриться, а у безглазов и того не нашлось. Живущие инстинктами, обонянием и слухом, с разумом искаженным вечной тьмой, с природой, навсегда извращенной людоедством, они боялись его до полусмерти. Боялись мертвеца, явившегося в их темные владения. Прятались от него по норам, затаив дыхание, выдавая себя лишь заполошным биением сердец.
Бедняги. Так же боялись вампиров животные, и Заноза, сначала опасавшийся безглазов, потом слегка брезгующий ими, начал их жалеть, когда понял, что они сродни городскому зверью и птицам, просто кормятся не отбросами с помоек, а людьми.
В прежние времена ему было бы жаль и людей тоже, но вот уже полсотни лет, как он знал, что люди жалости не заслуживают. Безглазы и то лучше.
Сегодня ему не нужно было домой. Сегодня ему нужна была машина.
В Рейвентире Заноза автомобилями почти не пользовался, садился за руль, только чтобы выбраться за город. Не железной же дорогой путешествовать вампиру, в самом деле. Он ведь не стокеровский Дракула, впечатленный европейским и британским прогрессом. Однако нынче ночью привычкам пришлось изменить. Очень много дел, очень много визитов. При всем уважении к возможностям «Трубы», с ее помощью везде не успеть.
Три из шести своих автомобилей Заноза держал в гараже при автомастерской в Хэкни, остальные перераспределял по тийру по мере надобности. Так, чтоб какой-нибудь всегда был под рукой. Нормальные люди, когда им срочно нужна машина, пользуются кэбами, нормальные мертвяки тоже, но где они, нормальные? Уж точно не мечутся из края в край тийра, не вламываются посреди ночи в чужие дома, не задают странные вопросы о Гэбриел Су-Лин и парне, которого кто-нибудь, возможно, видел с ней рядом.
Ни один кэбмен не выдержал бы такой ночки. Услужить был бы рад, даже без дайнов убеждения, но толку-то? А на своей машине можно ездить по-настоящему быстро. То есть, нельзя, конечно. Правила и все такое. Ну, и что?
Правила Занозу не интересовали. Они все, в сущности, сводились к одному — ездить так, чтобы не устроить аварию. Он так и ездил. И, придерживаясь главного, вникать в тонкости считал излишним. Самый верный подход, если пользуешься машиной для того, чтобы быстро добираться из точки в точку, а не для того, чтобы хвалиться перед публикой.
Он побывал у друзей мисс Су-Лин, у ее коллег, у режиссера, заехал в отель «Святой Христофор», где Брюс Шеди снял номер для замороченной Сары Смит, заглянул в «Химерию», откуда мисс Смит увезли на встречу с Эмрилом. Всюду успел. Всюду его приняли. Всюду рады были видеть. В самом деле, кто же не обрадуется визиту такого представительного упыря в любое время ночи?
Заноза не стеснялся пользоваться дайнами. Считалось, что это опасно для психики — постоянно использовать дайны власти, влиять на людей, злоупотреблять силой — но, какого черта, что может быть опасно для психики, вывернутой наизнанку и пропущенной через шредер? Он давно с трудом различал границу между дайнами и собственным умением убеждать. А если нет никакой разницы, то зачем себя ограничивать?
Людям тоже куда приятнее иметь дело с тем, кто им нравится.
На людей к исходу ночи было уже не наплевать. Эмпатия — это не дайны, ее нельзя использовать или не использовать, она просто есть. Эмпат, ощутивший чужую приязнь, неизбежно начинает испытывать ответные чувства, и Заноза, за несколько часов очаровавший одиннадцать человек, вновь, как когда-то в далеком прошлом, стал думать, что люди не так уж плохи.
Ошибочное ощущение. Но приятное. Пока оно сохраняется, кажется, будто люди в состоянии разумно распоряжаться своими жизнями и своим миром, кажется, что они могут понимать друг друга и умеют договариваться.
К завтрашнему вечеру все пройдет. А пока можно наслаждаться иллюзиями. Вера в людей — тоже что-то вроде наркотика. Только ломка потом куда хуже героиновой.
Суматошная ночка. Но результатами Заноза был доволен. Потому что ничего не понимал. А значит, дело становилось еще интереснее.