Смерч войны

Робертс Эндрю

1943 года Вильгельм фон Тома, до пленения в Африке командовавший танковой дивизией в России, говорил ярому нацисту генералу Людвигу Крювелю: «Я стыдился быть офицером». Он рассказывал о том, как однажды обратил внимание Франца Гальдера на бесчинства немцев, и тот ответил: «Это проблема политическая и ко мне не имеет никакого отношения». Тогда Тома направил письменный доклад главнокомандующему сухопутных войск Вальтеру фон Браухичу, и генерал сказал ему: «Вы хотите, чтобы я дал этому ход? Послушайте, если я пойду с этим выше, то всякое может случиться». Тома не соглашался с тем, будто Гитлер ничего не ведал о происходившим с невинными людьми, и говорил: «Конечно, он все знал. Втайне даже восторгался. Понятно, что никто не мог возразить. Боялись, что арестуют или побьют» [1189] . Вряд ли Тома и иже с ним задумывались над тем, что можно было просто-напросто уйти в отставку, и никто бы не наказал их за это.

1189

Ibid., p.169.

В Трент-Парке постоянно заходил разговор об обращении нацистов с поляками, русскими и евреями. В декабре 1944 года (лишь один из множества примеров) генерал-лейтенант Генрих Киттель, бывший командующий 462-й народно-гренадерской дивизией, сказал генерал-майору Паулю фон Фельберту, бывшему начальнику Feldkommandantur 560 (военной комендатуры): «Что я испытал! В Латвии, под Двинском [1190] , эсэсовцы расстреливали евреев. Собралось около пятнадцати эсэсовцев и, может быть, шестьдесят латышей, а они, знаете ли, самые жестокосердные люди в мире. Однажды ранним утром в воскресенье я, лежа в постели, услышал, как раздались один за другим два залпа, а потом отдельные выстрелы». Расследуя затем инцидент, Киттель узнал: «Раздетых догола мужчин, женщин и детей сначала пересчитали. Всю одежду сложили в одну кучу. Двадцать женщин — обнаженных — выстроили на краю траншеи, открыли огонь, и они попадали вниз». «А кто стрелял?» — спросил Фельберт. «Они стояли лицом к траншее, двадцать латышей подошли сзади и стреляли в затылок, и они падали вниз как кегли» [1191] .

1190

Название города Даугавпилс в 1893—1917 гг.

1191

ed. Neitzel, Tapping Hitler's Generals, passim, p. 205.

Киттель издал приказ, запрещавший проводить экзекуции «там, где их может увидеть народ». «Если вы расстреливаете людей в лесу или в каком-либо другом месте подальше от посторонних глаз, — наставлял он эсэсовцев, — это ваши проблемы. Но я категорически запрещаю делать это здесь. Мы берем воду из родников, а вы засоряете землю трупами». «А что с детьми?» — спросил Фельберт. Киттель, «очень взволнованный», ответил: «Они хватали трехлетних детей за волосы, поднимали кверху, стреляли в них из пистолета и бросали в траншею. Я сам это видел. Все видели». Другой военачальник, генерал-лейтенант Ганс Шефер, командующий 244-й пехотной дивизией, не удержался и тоже спросил Киттеля: «Они плакали? Эти люди знали, что их ожидает?» «Они прекрасно все понимали, — отвечал Киттель. — Но их охватила апатия. Я человек не слишком эмоциональный, но от таких вещей меня тошнит». Тем не менее позднее он же говорил: «Если всех евреев в мире уничтожить одновременно, то не останется ни одного обвинителя». Его же слова: «Все эти евреи — паразиты востока». «А как поступали с молодыми хорошенькими девушками? — спросил Фельберт, когда разговор переключился на концлагеря. — Их брали в гарем?» «Меня это не интересовало, — отвечал Киттель. — Я заметил только, что они стали вести себя благоразумнее… Женщины — это вообще отдельная темная история. Вы даже не представляете, какие происходили мерзости и глупости» [1192] . В другой раз в тот же день Киттель говорил Шеферу об Аушвице: «В Верхней Силезии убийство людей вошло в систему Их умерщвляли газом. И никто не делал из этого большого секрета». В следующий раз он сказал: «Мне надо держать язык за зубами и не распространяться о том, что мне известно». Киттель и не подозревал, что все его слова записываются, расшифровываются и переводятся.

1192

ed. Neitzel, Tapping Hitler's Generals, passim, p. 207.

В феврале генерал-майор Иоганнес Брун, командующий 533-й народно-гренадерской дивизией, обсуждая с Фельбертом проблему холокоста, заявил: «После всего, что я прочитал о фюрере, должен заметить, что ему все было известно». «Конечно, он все знал, — согласился Фельберт. — За все он в ответе. Он говорил об этом с Гиммлером». «Да, — продолжал Брун, — этот человек даже не поморщится, если убьют ваших родственников». «Ему абсолютно наплевать», — добавил Фельберт. Они, понятно, воспринимали холокост под углом возмездия, которое обрушат союзники на фатерланд. В марте 1945 года Брун, один из немногих немецких генералов, кому эти разговоры пошли на пользу, признал: Германия не заслуживает победы, после того как «мы в полном сознании погубили столько человеческих жизней, ослепленные иллюзиями и жаждой крови». Генерал-лейтенант Фриц фон Бройх, в свою очередь, сказал: «Мы стреляли в женщин как в скот. Я видел огромный карьер, где расстреляли десять тысяч мужчин, женщин и детей. Они все еще лежали там. Мы приехали специально, чтобы посмотреть. Мне еще не приходилось видеть ничего более изуверского». Тогда Хольтиц вдруг вспомнил о том, как в Крыму дежурный офицер на аэродроме, откуда он вылетал в Берлин, сказал: «Господи, мне не следовало бы об этом говорить, но знайте, что они уже несколько дней расстреливают евреев». По словам Хольтица, только в Севастополе было убито 36 000 евреев [1193] .

1193

ed. Neitzel, Tapping Hitler's Generals, passim, p. 219.

Обсуждая 13 марта 1945 года газацию и массовые расстрелы людей с генералом Бернхардом Рамке, генерал фаф Эдвин фон Роткирх унд Трах говорил: «Они сами роют себе могилы. Потом появляется команда с пистолетами-пулеметами «томми», и начинается расстрел. Многие еще живы, когда на них насыпается слой земли. Затем специальные «упаковщики» трамбуют тела, потому что их слишком много. Все это делает СС. Я знал одного эсэсовца, и он предложил мне: «Не хотите поснимать? Они расстреливают обычно по утрам, но если вам надо, то у нас еще остались люди и мы можем расстрелять их после обеда». Спустя три дня полковник Фридрих фон дер Хейдте рассказывал полковнику Эберхарду Вильдермуту о концлагере Терезианштадт в Чехословакии: «Там загубили полмиллиона человек, это точно. Насколько я знаю, туда были отправлены все евреи из Баварии. Тем не менее лагерь никогда не был заполнен. Они душили газом и душевнобольных». «Да, это так, — подтвердил Вильдермут. — Я знаю об этом от брата, он работает доктором в лечебнице в Нюрнберге. Они понимали, куда их забирают» [1194] . Но раздавались и другие голоса. «Мы должны неукоснительно исполнять приказы, — рассуждал генерал-лейтенант Фердинанд Хейм. — Мы обязаны делать это, дабы не ослаблять оборону».

1194

Ibid., p. 222.

Обитатели Трент-Парка разделились на два лагеря: на истых нацистов, по-прежнему приветствовавших друг друга салютом «Хайль Гитлер!», и антифашистов, или по крайней мере не нацистов. На фанатиков, похоже, никак не влияло то, что нацизм терпит поражение. «Чихал я на эту Страстную пятницу! — кичился генерал-майор Вильгельм Уллершпергер, попавший в плен в Арденнах. — Подумаешь, они годы назад повесили какого-то паршивого еврея!» Генерал-майор Вальтер Брунс вспоминая о расстреле тысяч евреев в Риге, рассказывал: «Какой цинизм! Расстреливая людей, команды, уставая, сменялись каждый час. Они делали это с отвращением, но не отказывали себе в удовольствии отпустить какую-нибудь скабрезность. «Взгляни, что за прелесть!» Я и сейчас вижу эту красивую еврейку в одной огненной сорочке. Все эти разговоры о расовой чистоте. В Риге они спали с ними, а потом расстреливали, чтобы они молчали». А полковник Эрвин Йостинг из люфтваффе рассказал другую историю. Некий лейтенант предложил его австрийскому приятелю: «Нет желания посмотреть на потрясающее шоу? Там тьму евреев убивают!» Действительно, целый сарай наполнили женщинами и детьми, облили бензином и подожгли. «Представляете, как они вопили!» [1195] .

1195

ed. Neitzel, Tapping Hitler's Generals, passim, p. 228.

Конечно, на процессе в Нюрнберге, а затем в своих автобиографиях, опубликованных в пятидесятых и шестидесятых годах, генералы обвиняли во всем Гитлера и приводили один и тот же набивший оскомину аргумент: они исполняли приказы. «Если вы получаете боевой приказ, вы обязаны повиноваться, — объяснял в июне 1946 года Клейст психиатру американской армии Леону Голденсону. — Между военными и политическими директивами огромная разница. Никому не возбраняется саботировать политическое указание, невыполнение военного приказа рассматривается как измена» [1196] . Такую же мысль проводил в беседе с психиатром и Кессельринг: «Исполнение приказа — первейший долг воина. Иначе он не воин…» На примере обитателей Трент-Парка напрашивается вывод: генералы вермахта, уже проигрывая войну, продолжали неистово сражаться не только в силу воинского долга исполнять приказы, но и в надежде избежать возмездия Фемиды.

1196

Goldensohn, Nuremberg Interviews, p. 347.

2

С 1 сентября 1944 года Эйзенхауэр взял на себя управление всеми наземными силами, к немалой досаде Монтгомери. Эйзенхауэр планировал широкое наступление на Германию, а Монтгомери хотел совершить «узкий прорыв» в сердце рейха во главе со своей 21-й группой армий. В пику британцу Паттон предложил, чтобы наступление возглавляла его 3-я армия, заявив с неизменным бахвальством: «это его наилучшая стратегическая (sic) идея» [1197] . Через двадцать лет после войны генерал Понтер Блюментрит, с декабря 1944 года командовавший 15-й армией, признавал: «Мы глубоко уважали генерала Паттона! Мы считали его американским Гудерианом, храбрейшим и блестящим танковым командиром» [1198] . Омар Брэдли, со своей стороны, полагал, что в центре операции должен быть его рывок к Франкфурту. Печально, но получается, что эти командующие руководствовались не стратегическими соображениями, а эгоистическими интересами, и Эйзенхауэру было не так просто примирять их и заставлять действовать по его планам. Ему удавалось добиваться единства среди союзников, и в этом тоже проявлялось его величайшее стратегическое искусство, которое оспаривали и Брук, и Монтгомери.

1197

Royle, Patton, p. 151.

1198

Ian Sayer Archive.

План Монтгомери грешил многими изъянами. Требовалось фланговое прикрытие от по-прежнему сильной немецкой 15-й армии. Самый прямой путь для снабжения наступающих войск пролегал через эстуарий Шельды, но он находился в руках немцев и после падения Антверпена в сентябре. Идея прорыва по северным равнинам к Берлину выглядела заманчивой, однако ее реализация была связана с большим риском: здесь немцы могли оказать серьезное сопротивление, и, кроме того, надо было форсировать две водные преграды — Везер и Эльбу. На военном кладбище у Беклингена между Берген-Бельзеном и Солтау покоится прах 1500 британцев — свидетельство ожесточенных боев, проходивших между Везером и Эльбой в апреле 1945 года. Помимо всего прочего план Монтгомери принижал роль американских войск, особенно 3-й армии Паттона, сводя ее к фланговой поддержке. Дабы сохранить единство союзников, Эйзенхауэру приходилось думать и том, как поровну распределить лавры от грядущей победы. Скорее всего Монтгомери и прельстила возможность отвести Паттону вспомогательную тактическую роль. В любом случае Эйзенхауэр мягко отверг его идею, назвав ее позднее «карандашным наброском» прорыва в Германию [1199] .

1199

Royle, Patton, p. 150.

Верховный главнокомандующий предпочел вести наступление на рейх «широким фронтом», используя «всю нашу мощь, всю нашу мобильность для полного уничтожения наземных сил противника» [1200] . Однако ввиду ракетной угрозы для Британии, которую можно было ликвидировать только захватом всех пусковых установок, и по ряду других причин основное внимание все же уделялось продвижению 21-й группы армий через Бельгию в обход Арденн с севера и далее в Рур: это позволяло также овладеть важнейшим индустриальным центром Германии и лишить Гитлера средств для продолжения войны.

1200

Eisenhower, Crusade in Europe, pp. 225—229.