Смерть бродит по лесу
Шрифт:
— Посадили, на семь лет. Мошенничество с Фондом семейного соцобеспечения. Его, наверное, только-только выпустили. Судя по его виду, тюрьма не пошла ему на пользу. Я имел удовольствие ехать с ним в поезде.
— Каков он из себя?
Прежде чем сформулировать свое мнение, Петтигрю задумчиво сморщил нос.
— Черствый, эгоистичный негодяй, — сказал он наконец. — Он несет с собой разрушение и беды, где бы ни очутился. Человек исключительного обаяния, щедрый и добросердечный.
— Ну? — подстегнула Элеонор. — Который из них? Не может же он быть и тем и другим одновременно.
— А вот и может. Именно потому он так опасен.
Поразмыслив, Годфри
Поэтому в вечер прибытия гостя Годфри заперся с книгами и отпечатками у себя в комнате до самого ужина. До него снизу доносился теплый, звучный и — приходилось признать — культурный голос, но Годфри упорно оставался глух к любым помехам. Когда настало время, он спустился в салон с тщательно выверенным выражением на лице, в котором смешались любезность и отвращение.
— Это мой сын Годфри, Хамфри, — сказала миссис Рэнсом, когда он вошел.
Пурпур занимал глубокое кресло в дальнем конце комнаты. Не успела она договорить, как он вскочил на ноги и, протягивая руку, преодолел докучное пространство.
— Рад познакомиться, сэр, — сказал он. — Очень рад.
Изумительно, но он как будто действительно радовался. Годфри намеревался просто отстраненно поклониться, но каким-то образом его рука сама собой поднялась, и он обнаружил, что ее тепло пожимают.
— Вы учитесь, как я понимаю? — с неподдельным интересом спросил Пурпур. — Где?
Годфри сказал.
— Филолог, разумеется? Незачем было и спрашивать. Я это понял, едва вы вошли. Мои поздравления! Вам крайне повезло. Что изучаете? Классическую литературу? Языки?
И снова Годфри не мог не услужить ответом. Пока он говорил, ему пришло в голову, что на мать при всем ее обаянии его академические успехи не произвели ровным счетом никакого впечатления, она даже не спросила, по каким предметам он специализируется.
— Несомненно, вы потом поступите в университет, — говорил тем временем Пурпур. — Надеюсь, в колледж вашего отца. Помню, я однажды с ним встречался. Он произвел на меня колоссальное впечатление. Знаешь, Мэриан, — он повернулся к миссис Рэнсом, — ты совершила ужасную ошибку, когда лишилась общества своего супруга.
— Мой дорогой Хамфри! И это говоришь именно ты?!
— Я совершенно серьезен. Разрушение семейных уз в результате развода величайшее зло наших дней. Уверен, твой сын со мной согласится.
Голова у Годфри пошла кругом. Скандальный мистер Пурпур не только не предался оргиям, но и не допил свой бокал хереса, и теперь встал на его сторону против матери, защищая нравственность. Неужели литературное приложение «Таймс» исказило факты?
— Но я говорил про университет, — продолжал Пурпур. — Не знаю, решили ли вы уже, какую карьеру избрать, но университетская жизнь — если вы к ней склонны, — наверное, лучшее, что есть на свете. Я пошел работать, когда мне было четырнадцать, и никогда не переставал об этом сожалеть. Что я знаю о вещах, которые поистине важны? Мне пришлось тратить время на деловые предприятия, политику и прочую подобную ерунду. С тех пор я нахватался кое-чего по верхам, но это не одно и то же. Вот одна из причин, почему я всегда рад познакомиться с тем, кому посчастливилось получить настоящее образование. Есть множество вопросов, по которым мне хотелось бы услышать ваше мнение...
И действительно, во время всего обеда и после него Пурпур продолжал не только говорить дружелюбно и интересно, но и с лестным почтением выслушивать любые воззрения, которые Годфри согласен был изложить. С поглощающим интересом он изучил рисунок с плиты сэра Гая Харвила и в отличие от миссис Рэнсом нашел правильные слова похвалы. Он рассказал несколько занятных историй про известных политиков и, что важнее, от души посмеялся, когда Годфри сам рискнул рассказать анекдот. Задолго до того как вечер закончился, Годфри совершенно позабыл, что это тот самый человек, о котором он намеревался серьезно поговорить с матерью. Противостоять Пурпуру было невозможно. По сути, битва закончилась, едва начавшись. Обаяние, в прошлом выманивавшее тысячи фунтов из твердоголовых деловых людей, теперь с полной силой обратилось против школьника, и школьник неизбежно сдался.
Для Годфри зачарованный вечер закончился чересчур уж рано. Пурпур объявил, что устал и хочет лечь рано. Однако до этого он захотел выйти на террасу, куда вели стеклянные двери салона. Годфри составил ему компанию. Воздух был прохладным, яркая луна омывала светом тисы у начала Друидовой поляны и те, что спускались по склонам в туманы долины. Стрекоча, пролетела совсем низко над их головами летучая мышь.
— «Мышь летучая кружит над жилищем на склоне», — неожиданно процитировал Пурпур. — Что-то как что-то... Как там дальше? Ах да, вспомнил. «Переменчива, как любовь моя: то зовет, то гонит», — произнес он нараспев. — Вы знаете, конечно, «Эклоги Тисового холма». Кстати, как относится сегодняшняя молодежь к Генри Спайсеру?
— Поэзию читают, кое-какую, — объяснил ему Годфри. — Но романы в наши дни, разумеется, совершенно нечитаемы. Стиль... — Отчаянное чихание прервало его разглагольствования.
— Мой милый, вы так простуду схватите! Как эгоистично с моей стороны выводить вас в такой вечер! — Пурпур поспешил внутрь. — Знаете, — продолжил он, задергивая за ними занавески, — возьму на себя смелость предположить, что сегодняшняя молодежь недооценивает Генри Спайсера. Он был исключительным человеком. Когда привыкнешь к его манерности, его романы доставляют удовольствие. Я три раза прочел «Солипсиста» [6] , и третий был самым лучшим. Вам стоит попробовать. Нужен человек умный, вроде вас, чтобы его оценить. Кстати, однажды, когда я был одних с вами лет, я встретился со Спайсером, и он... Но уже слишком поздно пускаться в очередную историю. Ей придется подождать до завтра.
6
Солипсизм — доведенный до крайности субъективный идеализм.
— Думаю, ты читал его книги потому, что был с ним знаком, — сказала миссис Рэнсом. — Трудно поверить, что подобное в твоем духе.
— О нет, — ответил Пурпур просто, — я прочитал их лишь потому, что они оказались в тюремной библиотеке. Доброй ночи.
— Годфри, — сказала миссис Рэнсом сыну, целуя его на ночь. — Кажется, я должна предостеречь тебя относительно мистера Пурпура. Он отнюдь не всегда таков, как сегодня. Ты ведь будешь с ним поосторожнее, правда?
«А вот это, — подумал Годфри, собираясь в кровать, — определенно последняя соломинка».