Смерть бродит по лесу
Шрифт:
— Извините, что так убегаю, — заметил он. — Но у меня нет времени. Я обещал кое-что сделать для миссис Рэнсом из «Альп». — Уходя, он еще раз оглянулся на карикатуру Шпиона. — Гадкий старикашка, — бросил он. — Что-то он мне напоминает, но не возьму в толк что. Я все равно думаю, вам следует его продать, сколько бы ни давали.
Миссис Порфир не попыталась его задержать. Долг гостеприимства уже помешал ей сделать то, что было в ее глазах много важнее чая. Когда Уэндон ушел, она не стала тратить время на мытье посуды, а снова надела видавшую виды черную соломенную шляпу и, выйдя из дома, спустилась по переулку до гостиницы «Ночлег охотника», перешла улицу
Внутри церкви было холодно, царил полумрак. Аляповато-яркие витражи, которыми благочестивые реставраторы девятнадцатого века украсили норманнскую постройку, пропускали лишь малую толику слабого весеннего солнышка. Миссис Порфир постояла у западного нефа, пока ее глаза не привыкли к полумраку, и покой, который церковь неизменно ей приносила, снизошел на нее. Она заметила, что за решеткой хоров, к северу от алтаря, горит электрический свет. Похоже, в часовне Харвилов. Посетители всегда ходили посмотреть тамошние надгробия. Миссис Порфир, обожавшая старую церковь невзирая на витражи безоговорочно, часовню Харвилов любила меньше остального. На взгляд миссис Порфир, эта часовня с ее рядами чопорно скульптурных сквайров и леди, которые возлежали на своих саркофагах и даже выстроились вдоль стены, совсем как пассажиры в вагоне третьего класса, больше походила на музей, чем на храм. Она прошлась взглядом по церкви. Пора подумать о цветах к Пасхе. Не забыть напомнить леди Ферлонг, чтобы она в этом году привезла свои вовремя. На прошлую Пасху они появились, когда почти все уже было расставлено, и крайне неловко было уговаривать миссис Бленкайрон убрать с алтаря ее арумы, чтобы освободить место лилиям леди Ферлонг. Тут миссис Порфир виновато напомнила себе, что сегодня пришла в церковь не по этому поводу.
Она вспомнила свои бессвязные мысли, прошла к скамьям и опустилась на колени в молитве. На коленях она простояла очень долго.
Когда она наконец поднялась на ноги, головная боль прошла и даже жажда чая временно позабылась, а еще она заметила, что в часовне Харвилов все еще горит свет. Посетители редко задерживались там так долго. Один мертвый Харвил мало чем отличался от другого, и любопытство бывало быстро удовлетворено. Скорее всего посетители забыли погасить за собой свет. С другой стороны, если они еще там, то для туристов ведут себя на удивление тихо, а значит, у них на уме дурное. В таком случае ее очевидный долг принять меры.
Миссис Порфир тихонько пошла по проходу. Повернув налево прямо перед решеткой хоров, она вошла в часовню. Поначалу она решила, что там пусто, но потом, осторожно выглянув из-за высокого ренессансного саркофага, увидела коленопреклоненную фигуру прямо под северным окном. Ковер был свернут, и незнакомец бодро возил короткой черной палочкой по длинному листу бумаги, прижатому в уголках стопками молитвенных подушечек и требников.
Рельефная плита с изображением сэра Гая Харвила в последние годы сделалась знаменитостью среди поклонников английских мемориальных досок как крепкий, пусть и не выдающийся, образчик работы пятнадцатого века. Миссис Порфир знала о существовании этой плиты, хотя так и не потрудилась ее рассмотреть. Но сейчас она понимала, что вблизи плиты что-то происходит, и первым ее умозаключением было, что у чужака действительно на уме дурное. Твердым шагом она пошла вперед и сказала так громко, как позволяло ей уважение к святому месту:
— Что вы тут делаете?
Незнакомец вскочил, и миссис Порфир с облегчением увидела, что перед ней юноша лет семнадцати, не больше. Для своего возраста он был высоким и худым, носил очки и казался совершенно хладнокровным.
— Добрый вечер, — вежливо сказал он. — Я вас слышал, но решил, это служка пришел закрывать. Я делаю оттиск с плиты.
—
Юноша посмотрел на нее страдальчески:
— Разумеется, у меня есть разрешение. Я спрашивал в воскресенье у пастора. Он сказал, я могу прийти в любое время, когда нет службы. И, собственно говоря, я ничего из церкви не выношу. Только переведенное с плиты. Совсем как фотография, только много лучше. Я уже почти закончил. Хотите посмотреть?
Отступив от листа, он гордо предъявил плоды своих трудов. Миссис Порфир недоуменно поглядела на окольчуженную фигуру сэра Гая, исключительно суровую в черно-белом цвете.
— Какая уродливая, — заметила она.
— Очень и очень недурной оттиск, — запротестовал юноша. — Подол у кольчуги, возможно, немного смазан, но плита там сильно затерта. Латный воротник вышел очень хорошо. Я думал, будет чуть мудренее.
Он вернул требники и молитвенные подушечки на положенные места, убрал в карман палочку графита и свернул бумажную полосу.
— Что вы собираетесь с ним делать? — спросила миссис Порфир.
— Повешу у себя в комнате. У меня уже собралась вполне приличная коллекция. На прошлой неделе я сумел раздобыть Стока д’Эбертона. — Имя он произнес с почтительным придыханием. — Ничего великого в Маркшире, конечно, нет, но, согласно Бутеллу, есть две довольно любопытные плиты в Дидфорд-Магна. Попробую на следующей неделе перевести их на бумагу. — Он развернул над сэром Гаем ковер и вежливо добавил: — Боюсь, я вам наскучил.
Миссис Порфир этого не опровергла, но смотрела на него с интересом.
— Я ведь видела вас в церкви в прошлое воскресенье. Вы гостите в этих местах?
— Пожалуй, правильнее сказать, что я здесь живу, когда не в колледже. По крайней мере думаю, что и дальше буду тут жить. Я из «Альп».
— Вы молодой мистер Рэнсом?
— Моя слава явно меня опередила, — степенно сказал юноша. — Да, я Годфри Рэнсом.
— Мне бы хотелось знать, — неуверенно начала миссис Порфир. — То есть священник меня спрашивал... Как по-вашему, миссис Рэнсом согласится помочь с прохладительным на летнем базаре? Мне не хотелось ее беспокоить, но, может быть, вы спросите? Моя фамилия Порфир... Миссис Порфир.
— Конечно, спрошу. К сожалению, я не слишком хорошо знаю мою мать, но сомневаюсь, что это в ее духе. Однако от попытки вреда не будет.
Он пошел к выходу из часовни. Миссис Порфир последовала за ним.
— Никогда не слышала, чтобы молодой человек ваших лет говорил, что не знает собственной матери, — сказала она у хоров. — Мне это представляется неестественным.
— Детство у меня было несколько необычное, — коротко объяснил он. — Кстати, я заметил — на алтаре шесть подсвечников. Ваш пастор получил их как пожертвование?
— К сожалению, не могу вам сказать. Не знаю.
— Я спросил только потому, что отец одного моего приятеля по колледжу — канцлер епархии. У них таких подсвечников ужасно не хватает. Лично мне решительно все равно.
Они попрощались у дверей церкви. Миссис Порфир оставила Годфри прилаживать бумажный рулон к багажнику довольно потрепанного велосипеда и отправилась домой. Сначала помыла посуду, тщательно смела крошки, которые мистер Уэндон оставил на память о своем визите, а потом села за стол и открыла пишущую машинку. Столько всего надо успеть. Первым делом она разобралась с почти нечитаемой рукописной повесткой дня, составленной полковником Сэммсоном для предстоящего собрания Британского легиона. Затем составила несколько воззваний, призывающих друзей Тисового холма к подпискам. Настал черед обратиться к заботам Ассоциации нравственного благополучия. И тут в ее входную дверь, служившую также дверью в гостиную, постучали.