Смерть дикаря
Шрифт:
От сэра Вильямса Рокамболь отправился к Фабьену и, сознавшись ему в своих видах на Концепчьону, упросил его продать герцогу де Салландрера его замок Го-Па, находящийся всего в некотором расстоянии от рудников Л.
Фабьен согласился и уполномочил Рокамболя вести переговоры об этом деле.
— Ну, так до свидания, — сказал Рокамболь, — я сейчас же отправляюсь к герцогу как доверенное лицо от тебя.
— Большого успеха, — пожелал ему Фабьен.
Мы не будем следовать за Рокамболем к герцогу де Салландрера, а лучше пойдем за
— Все кончено, — прошептал он, — если вы только не исполните моего совета.
Затем он взял ее за руку и спросил:
— Вы любите меня?
— О, как вы можете спрашивать меня об этом!
— Верите вы мне?
— Верю! Верю!
— Вы должны будете иметь мужество…
— Я буду иметь его.
— Вы должны говорить с вашим отцом.
— Извольте. Я согласна на все.
Затем Рокамболь потребовал от нее, чтобы она сказала герцогу де Салландрера, что она имеет основание предполагать, что герцог де Шато-Мальи обманывает его с помощью графини Артовой и что все это есть не что иное, как выдумки последней.
— Но как же я докажу это? — спросила Концепчьона.
— Вы упросите вашего отца, чтобы он спрятался в вашей уборной, и, когда придет герцог де Шато-Мальи, пригласите его в свою мастерскую и обратитесь к нему с вопросом, как к честному человеку, и скажете ему, что вы не любите его и что ваше сердце принадлежит другому. Добавьте к этому, что знаете про его любовь, которая настолько сильна, что вы можете предполагать, что для достижения вашей руки он даже решился придумать историю о своем таинственном происхождении.
— О, как же я могу сказать это…
— Очень просто. Это необходимо. Он, конечно, смутится от этих слов, и этого будет вполне достаточно, чтобы ваш батюшка усомнился. Вы исполните это?
— Да, — прошептала Концепчьона. Затем Рокамболь переменил разговор.
— Вам, вероятно, известно, — сказал он, — что я виделся сегодня с вашим батюшкой? Зять мой виконт д'Асмолль хочет продать ему свой замок.
— Знаю, папа говорил об этом, он даже желает съездить туда.
— В таком случае устройте, чтобы и вас взяли туда.
— Зачем?
— Не знаю, но у меня есть предчувствие, что это принесет нам счастье.
— Хорошо, я непременно поеду туда.
Рокамболь ушел от Концепчьоны вполне счастливый, одно только отсутствие Вантюра беспокоило его.
Через несколько минут после ухода Рокамболя в кабинет к герцогу де Салландрера вошла Концепчьона.
Она была бледнее обыкновенного, но во взгляде ее проглядывала необыкновенная решимость.
— Здравствуй, мое дитя, — сказал герцог, — ты пришла вполне кстати, так как я только что хотел послать за тобой.
— Я вам нужна?
— Да.
— И мне нужно поговорить с вами, — заметила, садясь, Концепчьона.
— Боже! Какой у тебя торжественный вид! — прошептал герцог, любуясь своей дочерью.
— Да, мне нужно очень серьезно переговорить с вами, папа.
— А! У тебя такой посланнический тон. Концепчьона села.
— Ну-с, позвольте мне узнать, папа, зачем вы желали видеть меня?
— Я хочу поговорить с тобой, мое милое дитя, о замужестве.
Концепчьона вздрогнула.
— И я тоже, папа, хотела поговорить с вами об этом же.
— Я хотел сообщить тебе, что пригласил к обеду герцога де Шато-Мальи.
— А я только что было хотела просить вас об этом. Герцог несколько удивился.
— Я люблю вас больше всего на этом свете, папа, — продолжала Концепчьона, — и всегда буду покорна вашей воле.
Молодая девушка произнесла эти слова с таким волнением, что невольно тронула герцога.
— Боже мой, — прошептал он, — что значат эти слова?
— Батюшка! — продолжала Концепчьона. — Вы истинный дворянин, и мысль ваша передать свое имя человеку, который бы был достоин носить его, — слишком благородна, чтобы я могла делать замечания. Но если Шато-Мальи не докажет вам своего происхождения…
— Он непременно докажет! — перебил герцог. — Прочти вот это письмо, — добавил он и подал дочери письмо русского полковника де Шато-Мальи.
Концепчьона прочитала его и холодно возвратила отцу.
— Это так ясно, — заметил герцог.
— Батюшка!.. Если же Шато-Мальи действительно потомок Салландреров, если бумаги, которые он предъявит, достоверны…
— Ты, кажется, сомневаешься? — Да, папа.
— Ты сходишь с ума.
— Может быть.
— Или и герцог сумасшедший!
— Батюшка, — прошептала Концепчьона горячо, — герцог де Шато-Мальи нагло лжет!
Дон Паец отшатнулся, как бы пораженный этими словами.
— Я не знаю, помешалась ли я. но я знаю только, что графиня Артова — эта потерянная женщина — придумала просто историю бумаг.
— Подобная низость!..
— Я, может быть, докажу ее.
— Ты, Концепчьона?!
— Я, батюшка. Не знаю, предъявит ли Шато-Мальи эти бумаги, но я положительно убеждена, что они фальшивые. Батюшка! На коленях умоляю вас, будьте справедливы!
И Концепчьона опустилась на колени, но герцог мгновенно поднял ее.
— Говори, дитя мое, — сказал он в порыве глубокой нежности, — разве я не твой отец и разве я не люблю тебя?
— Ну, так слушайте же меня, батюшка! У меня есть одна тайна, которую я не могу открыть вам потому, что она не принадлежит мне, но я умоляю вас верить моим словам: герцог де Шато-Мальи бессовестно лжет из одного только честолюбия.
— Следовательно, — продолжал дон Паец, — ты ненавидишь того человека, которого я избрал тебе в мужья?
— Да, если подозрение мое справедливо, нет, если меня обманули. И в таком случае я буду его женою, если вы этого только желаете, папа.