Смерть дикаря
Шрифт:
— Да.
На дворе в это время раздался стук подъехавшего экипажа и прервал разговор де Шато-Мальи с герцогиней.
Минут через десять после этого в залу вошел герцог де Салландрера. Он поклонился молодому человеку и только что хотел протянуть ему руку, как дверь в залу отворилась снова и вошла Концепчьона. Вид ее напомнил герцогу утренний разговор между ними и внушил недоверие к де Шато-Мальи.
Концепчьона держала себя холодно и сдержанно. Она едва-едва обратила внимание на гостя, и только одно глубокое
— Ну, что? — спросил дон Паец де Салландрера. — Имеете вы известия из Одессы?
— Нет еще, что меня и заставляет опасаться, не заболел ли дорогою курьер.
— Может быть, — заметил герцог, бросив испытующий взгляд на Шато-Мальи.
Герцог невольно покраснел, так как в это время на него смотрела Концепчьона. «Он смутился, — подумал дон Паец, — неужели же моя дочь права?..»
— Пожалуйте кушать! — доложил в это время лакей. Разговор за обедом касался различных посторонних предметов, и при этом Концепчьона ни разу не взглянула на молодого герцога, но, выходя из-за стола, она сказала ему:
— Вы, кажется, охотник до живописи, герцог? Голос молодой девушки несколько дрожал, и герцог де
Шато-Мальи поспешил предупредить ее.
— Очень люблю, сеньорита, — сказал он, — и буду счастлив, если вы позволите мне взглянуть на редкости вашей мастерской.
— В таком случае, — продолжала Концепчьона, все больше и больше смущаясь, — пройдемте туда; папа имеет привычку курить после обеда, и мы не будем ему мешать…
Герцог де Салландрера кивнул головой в знак своего согласия, и Шато-Мальи подал руку молодой девушке.
Концепчьона бросила на отца значительный взгляд и вышла из комнаты.
— Прежде всего, — сказала она, поднимаясь во второй этаж, — я вам покажу две очаровательные картины Сурбарана. Они находятся в моем будуаре… а потом мы пройдем в мастерскую.
— Я к вашим услугам, — ответил герцог, не подозревая, что Концепчьона действовала таким образом только для того, чтобы дать своему отцу время спрятаться в уборной.
Войдя в мастерскую, она посадила герцога рядом с собой. Молодая девушка была бледна и взволнованна, но ее поддерживала любовь к мнимому маркизу де Шамери.
— Вы получили мою записку, сеньор? — спросила она слегка дрожащим голосом.
— Получил, сеньорита.
— Послушайте, герцог, вы в самом деле любите меня?
— Клянусь честью, сеньорита.
— А если… я не люблю вас?
— Я буду надеяться, что вы когда-нибудь полюбите меня.
Концепчьона презрительно пожала плечами.
— Я верю, что вы любите меня, герцог, — проговорила она, — и ваша любовь извиняет в моих глазах ваши странные поступки.
— Действительно странные, — прошептал герцог де Шато-Мальи.
— Так признайтесь же, что ваша любовь… ко мне… довела вас до низкого обмана… что вы придумали эту историю о бумагах, о родословной… о таинственном происхождении…
В этот момент в уборной послышался какой-то звук. Концепчьона побледнела. Герцог де Шато-Мальи слышал этот шум и не мог больше сомневаться, что в уборной кто-то спрятан. Но он все-таки сделал вид, что не заметил ничего, и продолжал очень спокойно:
— Позвольте мне, сеньорита, не отвечать на ваш вопрос, хотя если бы даже и было так…
— Говорите, герцог, говорите!.. Ради самого Бога!..
— Это только могло бы доказывать мою беспредельную любовь к вам…
— Как! Следовательно, вы соглашаетесь с тем, что эта история…
— Я ни с чем не соглашаюсь, сеньорита.
— Придуманная вами с графиней Артовой…
— Погодите! — перебил ее герцог.
— Милостивый государь! — проговорила холодно Концепчьона. — Можете ли вы поклясться мне?
— Смотря в чем?
— Поклянитесь мне честью дворянина, что вы твердо убеждены в том, что происходите из фамилии Салландрера.
Герцог, повинуясь слепо предписаниям письма, колебался с минуту и, наконец, ответил:
— Я не могу дать вам этой клятвы.
Тогда Концепчьона поднялась с достоинством со своего места.
— Милостивый государь, — сказала она, — этого слишком достаточно для меня, я еще не ваша жена, я здесь у себя и потому покорнейше прошу вас выйти сию же минуту отсюда.
И при этом она указала ему на дверь.
У герцога потемнело в глазах. Он встал, поклонился и вышел из комнаты, сказав:
— Прощайте, сеньорита, я люблю вас и, с Божией помощью, надеюсь, что вы будете моей женой.
Сойдя в бельэтаж, он хотел пройти в гостиную, но один из лакеев сказал ему:
— Ее сиятельство герцогиня не совсем здорова и изволили уйти к себе.
— Хорошо… Я пройду к герцогу.
— Герцог изволили уехать.
— Уехал?
— Точно так-с!
— Странно!..
— За ним прислали-с от испанского генерала С, который сильно заболел.
Это последнее сообщение показалось герцогу де Шато-Мальи настолько уважительной причиной, что он не настаивал и уехал.
В это время Концепчьона подбежала к двери уборной и отворила ее. Из уборной вышел герцог де Салландрера. Он был бледен.
— Ну, папа, вы все слышали? — спросила Концепчьона.
— Все.
— А видели вы его лицо?
— Видел.
— Верите вы ему теперь?
— Нет.
— Так вот за кого вы хотели выдать меня. Герцог молчал, он стоял неподвижно и как бы не чувствовал ничего… Потом он вдруг вздохнул и, ударив себя по лбу, прошептал:
— Стало быть, все кончилось, и фамилия Салландрера пресеклась навсегда.
Концепчьона не отвечала. Она поняла, что отец решил уже не выдавать ее за герцога де Шато-Мальи.