Смерть ей к лицу
Шрифт:
— Не дёргайся! — раздался окрик Касьяна. — И не вылазь.
— В чём дело?
— Всё в том же. Нам никто не нужен. Только ты и я. И кейс. За него можно хорошие бабки получить. Хватит нам обоим. И это будет честно. Ты выведешь меня, а я поделюсь.
Что касается обещания поделиться — это, конечно же, очевидная ложь, размышлял Гера. Впрочем, размышлял недолго. Потому что времени на раздумья не было.
Касьян требовал того же, что и Аслан. И Гера понял главное: ничего, в общем, для него не изменилось. Лишь поменялся человек с оружием. Только и всего.
— Ты хорошо подумал? — спросил он Касьяна, как раньше спрашивал горца. И вновь его глаза-щёлочки недобро сверкнули.
Но на Касьяна это никак не подействовало.
— Хорошо. И уже давно. Так что не болтай.
Касьян очень ловко — что было удивительно при его росте и комплекции, — по-кошачьи запрыгнул на трубу. И, словно канатоходец, балансируя оружием и кейсом, уверенно подошел к Гере, остановившись в полуметре от него. Уловив запах, исходивший из раскрытой «топки», он поморщился и тут же усмехнулся:
— Похоже, пробираться придётся в антисанитарных условиях. Впрочем, иного я и не ожидал. После того, как ты сообщил, что идти придется через канализацию. Этого и следовало ожидать. Что ж, и я готов.
— Готов? — презрительно скривил губы Гера. И мысленно добавил: посмотрим, что ты запоешь, когда проползешь метров двадцать да нанюхаешься вони.
— Ты вот что… — Касьян коснулся стволом пистолета своего подбородка. — Я за тобой давно наблюдаю. Не знаю, что там у тебя на уме. Но одно могу сказать с уверенностью. Ты хотел слинять. От всех.
Гера поспешно опустил глаза, словно они выдали его тайные мысли, с которыми он ни с кем не собирался делиться, как бы ни сложились обстоятельства.
— Точно, — кивнул Касьян. — И поэтому… Поэтому давай без выпендрёжа. Вместе сматываемся. И я обещаю: ты слиняешь.
На тот свет, хотелось добавить Гере, однако он промолчал. Набрал полную грудь затхлого воздуха — и нырнул в трубу. И уже оттуда раздался его изменившийся голос:
— Поживём — увидим. Пока ползи за мной. Только смотри не обделайся. Если задохнёшься — я тебя приводить в чувство не буду.
Последние слова Касьян расслышал с трудом. И понял, что Гера уже начал продвижение по трубе.
По примеру своего проводника он набрал в легкие побольше воздуха и забрался в трубу. Опустившись на колени, посмотрел, куда пополз Гера. Кроме черноты, он ничего не увидел. Касьян выдохнул, снова попытался сделать вздох и тут же, закашлявшись, сообразил, что Гера оказался прав. От такой вони можно было рехнуться.
Касьян достал из кармана фонарик и посветил. Гера продвигался, лежа на боку. Его ноги и правая рука были в дерьме, но знаток канализаций словно и не замечал этого; казалось, что подобные прогулки были для него самым обычным делом.
Касьян брезгливо поморщился. Однако тут же взял себя в руки — ведь все равно придется ползти в этой вонючей жиже.
Но мешал ползти пистолет. И он засунул его за пояс брюк, пониже спины, — решил, что здесь, в трубе, Гера воздержится от фокусов. К тому же, если что, он справится с проводником и голыми руками…
Встав на колени, Касьян пополз следом за Герой. Полз, толкая перед собой кейс и подсвечивая фонариком.
Метров через десять стало ясно: Гера не лгал, описывая прелести трубы.
От вони у Касьяна кружилась голова. Ноги тяжелели, и ползти по вязкой жиже становилось всё труднее. Но хуже всего — запах. Он забивал ноздри, внутренности, проникал, казалось, в каждую клеточку тела.
Касьян стал отставать. Гера же полз без остановок — ровно, уверенно, словно оказался в родной стихии. Касьян в какой-то момент хотел остановиться и крикнуть своему напарнику, чтобы тот сделал передышку. Впрочем, какая может быть передышка в дерьме? Да и не крикнул он ничего — голос пропал. Булькнул — и все.
Даже фонарик стал светить как-то тускло, словно и ему требовался кислород, а не эта раздирающая легкие атмосфера.
…Он не знал, сколько уже полз и как далеко продвинулся. Ему казалось, что на многие километры. Хотя и понимал, что вряд ли осилил даже километр.
Перед глазами замелькали радужные круги, расплывающиеся в свете фонарика. Тошнота подкатывала к горлу. И мало того, что мутило, так еще и мешала пелена, то и дело заволакивавшая сознание.
Еще немного — и я потеряю сознание, стучало в висках. Шестой помер в дерьме, мысленно усмехнулся Касьян, пытаясь приободрить себя. Но приободрить — не выходило.
И вдруг подумалось: а ведь этот Гера — он того и добивался. Хотел их всех в эту трубу засунуть, чтобы они все до одного тут позадыхались. А сам человек-амфибия… или мутант какой-то, — сам он спокойненько прошел бы своим вонючим путем.
Эта мысль, как ни странно, придала сил. И Касьян заработал ногами и руками так энергично, словно только что принял допинг. Нет, только не здесь умереть. Лучше от пули.
Грудь все больше распирало. Казалось, ещё немного — и её разорвёт. Радужные круги перед глазами сменились чёрными.
Но он полз. Полз…
Сколько там позади? Сто метров? Может, хоть сто? Пусть не километры…
Он полз, но уже не слышал движений Геры. В ушах пульсировало, точно отбойным молотком долбили. Глотку раздирало, и он едва справлялся с позывами тошноты. И всё же продвигался вперёд, толкая перед собой кейс.
Кругов перед глазами становилось всё больше. Дышать — всё труднее. Уже появился и звон в ушах, перераставший в тяжёлый гул.
Потом ему вдруг показалось, что труба под ним заходила ходуном. Всё закачалось — стены, потолок, хлюпающее вокруг дерьмо…