Смерть героя
Шрифт:
— Одну минуту! — крикнул Джордж. — Я одеваюсь. Кто там?
Дверь настежь, на пороге Фанни в очаровательном новом платье и лихой широкополой шляпе с большим пером.
— Да это Фанни! Как славно! И как ты чудно выглядишь!
Они нежно поцеловались. Фанни села на кровать.
— Я пришла, чтобы ты повел меня ужинать. И если ты собирался куда-нибудь еще, ничего не выйдет. Позвонишь по телефону и объяснишь, что ты занят.
— По правде сказать, я как раз хотел кликнуть клич, кто бы согласился со мной поужинать, ты пришла очень кстати.
— А как Элизабет?
— Все хорошо. Я сегодня утром получил письмо. Она ведь гостит у родителей.
— Да, знаю. И долго она там пробудет?
— Еще десять дней. Бедняжка, ей, видно, уже надоело до смерти.
— А ты чем занимаешься?
— Прозябаю в одиночестве. Вот заканчиваю картину, хочешь посмотреть?
И Джордж подтащил к окну мольберт с большим холстом.
— Но это очень хорошо, Джордж!
— А не слишком получилось жестко и угловато?
— Ничего подобного. Это превосходно! Лучшая твоя работа!
И Фанни, соскочив с постели, обняла Джорджа и опять его поцеловала. Впервые губы ее не были сестрински прохладны и сомкнуты, но раскрыты и сладостно горячи — губы соучастницы. Внезапное жаркое желание вспыхнуло в Джордже, сердце заколотилось, кровь хлынула в лицо. Он притянул Фанни к себе и прижался жадными губами к ее нежным покорным губам. Несколько мгновений она словно бы противилась и, казалось, хотела его оттолкнуть. Он обнял ее крепче, и вдруг ее напряженное тело мягко поддалось, прильнуло к нему, голова с закрытыми глазами медленно запрокинулась. Бархатные влажные губы приоткрылись, кончик языка скользнул по губам Джорджа. Он тихо коснулся ее груди и ощутил под рукой частые удары ее сердца. Она медленно откинула голову и посмотрела на него.
— Фанни! Фанни!
На него смотрели глаза, похожие в эту минуту не на драгоценные камни, а на живые синие цветы.
— Фанни! Милая моя Фанни! Наверно, я давным-давно тебя люблю, сам того не зная!
Все еще не сводя с него глаз, Фанни медленно проговорила:
— Ты очень славный, Джордж, ты и мужчина и совсем ребенок.
— А ты чудесная, необыкновенная, восхитительная…
Они снова поцеловались и стояли так, обнявшись, пока у Джорджа не закружилась голова. Он осторожно потянул ее к кровати, и они легли, одетые, держа друг друга в объятиях. Джордж тихонько гладил стройное, не знающее корсета девичье тело, такое горячее, упругое и нежное под тонким, прохладным шелком платья. Сперва они бормотали какие-то бессвязные ласковые слова, потом умолкли и лежали обнявшись, трепеща, точно испуганные дети, старающиеся утешить друг дружку.
Фанни вздохнула и открыла глаза.
— Который час?
Джордж нашарил в кармане часы.
— Почти половина девятого.
— Боже милостивый! Надо торопиться, не то мы не успеем поужинать.
Джордж пошел за пиджаком; когда он вернулся, Фанни преспокойно поправляла свои шелковые чулки.
— Куда бы нам пойти поближе?
— Только что открылся новый ресторан на Фрис-стрит, можно туда.
Джордж следил взглядом за Фанни, пока она приводила в порядок растрепавшиеся волосы и сосредоточенно надевала перед зеркалом шляпу. Он все еще чувствовал легкую дрожь, а руки Фанни двигались спокойно и уверенно. Всего несколько минут назад они были так близки, все преграды рухнули, два человека словно растворились друг в друге. Это было полное, настоящее счастье. «Было». И вот их снова подхватил и разделил поток обыденной жизни. Нет, расстояние между ними еще не велико, еще можно окликнуть, позвать. Но это такая даль по сравнению с той изумительной близостью. Не может длиться такое блаженство. Но почему? Наверно, это еще одна злая шутка богов: дать нам на краткий час изведать, какое счастье было бы нашим уделом, будь мы и сами боги. Никто не может завладеть другим, никто не может принадлежать другому. Возможно ли давать и возможно ли брать? Верно ли, что хоть на несколько минут до конца растворяешься в другом, или это только так кажется? О чем она сейчас думает? Внутренне она так далека от меня, словно ускользнула куда-то в иное измерение. Мы — романтики, мы слишком многого хотим. Она прелестна, и я ей не противен, — это уже немало. Не будем спрашивать слишком много. Хватит с нас и минутного наслаждения. Но даже оно так зыбко и непрочно! Будто пытаешься пронести дрожащий огонек в хрупком стеклянном сосуде сквозь бурливую, враждебную толпу. Как усердно старается этот мир задавить радость влюбленных! Как все это горько и несправедливо!
Они вышли на улицу, где уже зажглись фонари, в жару и духоту. На тротуарах еще копошились и визжали грязные ребятишки. Мимо с кувшином пива прошлепала итальянка в войлочных туфлях. Тяжелый, спертый воздух Сохо ударил в лицо.
— Почему вы с Элизабет поселились в этом мерзком районе? — с недоумением спросила Фанни. — Наверно, жить здесь ужасно нездорово, особенно для Элизабет.
— Ну, к этому привыкаешь. Хэмпстед слишком далеко от центра, в Кенсингтоне слишком дорого, в Челси и дорого и не доберешься туда. Уж если жить в городе, так в самом центре. Предместья — страшная гадость. Все мы мучаемся из-за нашей английской системы строить дома по принципу «домашнего очага»: каждая семья в своей конуре. Да еще эта наша страсть существовать и в городе и в деревне сразу. Видно, мы не так приспособлены к жизни большого города, как романские народы. А Лондон чересчур большой и затхлый.
Они поужинали в маленьком ресторанчике, стены его были
Они уже выходили из ресторана, как вдруг почти у двери Фанни окликнули приятели:
— Фанни, привет! Как живете? Слушайте, едем с нами. Мы все в десять едем к Маршалу255. Там собирается уйма народу. Наверно, будет очень забавно.
— Нет, я хочу посмотреть на Шафтсбери новый фильм.
— Что за спешка, посмотрите в другой раз.
— Нет, он идет последнюю неделю, а я завтра на неделю уезжаю в Дьепп.
— Ну, как хотите. Жаль, что не составите нам компанию. Ждем вас в гости, когда вернетесь. До свиданья, до свиданья.
Фанни с Джорджем взяли такси, Фанни дала шоферу свой адрес.
— Ты правда едешь завтра в Дьепп? — не без грусти спросил Джордж.
Фанни стиснула его локоть и быстро и ловко поцеловала его в тот миг, как машина рванулась вперед и их качнуло друг к другу.
— Никуда я не еду, глупенький! Мы будем вместе, если только тебя не замучает совесть. Но всегда полезно иметь алиби. Люди, знаешь ли, все еще поднимают шум из-за чужой «репутации».
— Ну, а вдруг мы с ними где-нибудь столкнемся или встретим еще кого-нибудь из твоих знакомых?
— Я скажу, что передумала или что в Дьеппе мне стало скучно и я сразу вернулась.
Квартирка у Фанни была крохотная, но очень чистенькая и современная. Джорджу, после его большой, живописной, но грязноватой комнаты с панелями по стенам, так и отдающей восемнадцатым веком, опрятные комнатки Фанни, веселая окраска стен и белый кафель ванной показались просто очаровательными. В числе многих других талантов Фанни обладала даром неправдоподобно дешево снимать отличные квартиры, премило обставлять их за какие-нибудь пять фунтов и содержать в идеальном порядке, не суетясь и не поднимая шума. Обычно она меняла свою резиденцию раза два в год, и всегда к лучшему. Как приятна такая практичность и деловитость в других, особенно когда сами вы этими качествами не отличаетесь! Я не хочу сказать, что Джордж был уж совсем непрактичен, но мелочи повседневной жизни нагоняли на него тоску. Когда у тебя так много других дел и так мало времени, рассуждал он, не стоит привередничать из-за квартиры и обстановки, обидно тратить жизнь на такие пустяки. И, однако, он тут же решил, что им с Элизабет надо выбраться из Сохо. Уж очень там грязно и противно. Фанни была изумительная любовница. По крайней мере, так думал Джордж. И суть не только в том, что по сравнению со смуглой, несколько суховатой и девически скованной Элизабет она казалась особенно золотистой, гибкой и податливой, — нет, она занималась любовью с истинным увлечением. Для нее это было искусство. Не тягостный долг, не унизительная необходимость, не цепь экспериментов, приносящих все новые разочарования, — но упоительное искусство, в котором могли выразиться во всей полноте свойственные ей жизнелюбие и неугомонная энергия. Как все великие артисты, она была совершенно бескорыстна: поборница искусства для искусства. Она тщательно выбирала себе любовников и даже предпочитала тех, что победнее, чтобы ее никто не заподозрил в корыстных помыслах или в стремлении сделать карьеру. «Туше» у нее было гениальное, и она не желала тратить его понапрасну. Не будь она великой любовницей, из нее вышел бы неплохой скульптор. Но, как все художники, она была требовательна и тщеславна. Она не желала зарывать талант в землю. Если партнер не отзывался всем существом и не умел оценить ее по достоинству, она старалась поскорей от него отделаться. Все эти скованные, неуклюжие англичане не в ее вкусе. Нет уж, спасибо! Быть может, поэтому она так много жила за границей. Но этот англичанин не был ни скованным, ни неизлечимо неуклюжим. Пожалуй, грубоват, не хватает лоска, стиля, но под руководством опытной наставницы быстро сделает успехи. Острым глазом художника Фанни давно уже заметила, что Джордж обещает много. Он от природы восприимчив, и, что гораздо важнее, ему свойственна особая, артистическая чуткость, которая находит высшую отраду в том, чтобы дарить наслаждение. Он не тупой бык и не хвастливый индюк. Фанни была довольна: она не ошиблась в выборе…