Смерть героя
Шрифт:
С газетой под мышкой Джордж поднялся на империал и заплатил за проезд. Потом мельком взглянул на заголовки — и прочел: «СЕРЬЕЗНОЕ ПОЛОЖЕНИЕ НА БАЛКАНАХ, АВСТРО-ВЕНГЕРСКИЙ УЛЬТИМАТУМ СЕРБИИ, СЕРБИЯ ОБРАТИЛАСЬ ЗА ПОМОЩЬЮ К РОССИИ, ПОЗИЦИЯ ГЕРМАНИИ И ФРАНЦИИ». Джордж в недоумении посмотрел на соседей по автобусу. Кроме него, тут были четверо мужчин и две женщины; все мужчины озабоченно читали тот же ранний экстренный выпуск вечерней газеты. Джордж жадно, от слова до слова, прочел телеграммы и тотчас понял, что положение действительно серьезное. Австрийская империя на грани войны с Сербией (на эту страну всегда смотрели свысока, пока она не стала «одним из наших отважных маленьких союзников»); Россия угрожает выступить
— Что вы на это скажете, сэр?
— Похоже, что дело очень серьезное.
— Война на носу, а?
— Ну, надеюсь, до этого не дойдет. Газеты вечно преувеличивают. Это была бы чудовищная катастрофа.
— Ничего, нам не грех немножко встряхнуться. Все мир да мир, так и заплесневеть недолго. Маленькое кровопускание — штука полезная.
— По-моему, до этого не дойдет. По-моему…
— Рано или поздно дойдет. Уж эти немцы, сами знаете… А только перед нашим флотом им не устоять.
— Все-таки будем надеяться, что воевать не придется.
— Как сказать. Я бы немцам показал, почем фунт лиха, да и вы, думаю, не прочь.
— О, я человек нейтральный! — засмеялся Джордж. — На меня не рассчитывайте.
— Хм! — буркнул его собеседник, поднялся и, выходя из автобуса, подозрительно оглядел этого непатриотически настроенного субъекта с такой неанглийской внешностью. Ну, ясно, иностранец, треклятый иностранец. Хм! Что он делает у нас в Англии, хотел бы я знать? Хм!
Джордж уже вновь погрузился в газету, не догадываясь, какую бурю чувств поднял он в груди сего весьма немолодого, но рьяного патриота.
— Послушайте! — воскликнул Джордж, едва успев поздороваться с Элизабет и Реджи. — Видели вы сегодня газету?
— Газету? — переспросила Элизабет. — А что там? Что-нибудь про тебя?
— Да нет же, на Балканах того и гляди начнется война, и похоже, что она затянет всех.
Реджи пренебрежительно фыркнул:
— А, пустяки! Чудак вы, Джордж, кто же верит газетным сенсациям! Да мы только вчера говорили об этом в профессорской и сошлись на том, что конфликт будет локализован и что Грей, вероятно, через день-два выступит с соответствующим заявлением. Все обойдется.
Элизабет выхватила у Джорджа газету и пыталась разобраться в непривычной путанице громких фраз.
— Так это, по-вашему, ложная тревога? — спросил Джордж, вешая шляпу и усаживаясь за столик.
— Ну, разумеется! — презрительно отозвался Реджи.
— А ты как думаешь, Элизабет?
— Сама не знаю, — Элизабет с недоумением подняла глаза от газеты. — Каким-то странным языком это написано, ничего не могу понять. Неужели в газетах всегда так пишут?
— Почти всегда, — сказал Джордж. — Но я рад, что это, по-вашему, просто раздуто, Реджи. Скажу по совести, заголовки меня напугали. Вот что получается, когда уходишь в свою скорлупу и не знаешь, что творится вокруг.
Все же он не вполне успокоился и на обратном пути распорядился, чтобы ему доставляли на дом ежедневную газету, пока он не отменит заказ. Он надеялся, что уже назавтра новости будут получше,
— Что скажешь, Джордж?
Комната была такая безмятежно спокойная и Элизабет такая же невозмутимая, как всегда… Джордж вдруг и сам удивился своему волнению.
— Неспокойно мне, как бы не было войны.
— Ну, знаешь ли! Охота тебе поднимать панику. Ведь Реджи сказал, что это все пустяки, а у них в Кембридже всегда знают самые последние новости.
— Да, конечно, дорогая, но сейчас речь не о Кембридже, а о Европе. Уж если царь и кайзер пожелают развязать войну, они не станут спрашиваться у кембриджских профессоров.
Элизабет досадливо поморщилась, не отрываясь от мольберта.
— Что ж, — сказала она, прикусив кисть. — Я тут ничем помочь не могу. Впрочем, нас это не коснется.
Нас это не коснется! Джордж чуть помедлил в нерешимости.
— Пожалуй, пойду узнаю, что нового.
— Ну, иди. Я сегодня ужинаю с Реджи.
— Ладно.
В первые дни августа Джордж много бродил по Лондону, ездил в автобусах, без конца покупал газеты. Город казался мирным и безмятежным, как обычно, и, однако, во всем сквозило скрытое беспокойство. Быть может, это было лишь отражение внутренней тревоги Джорджа; быть может, всему виною было невиданное множество экстренных выпусков и непрестанные крики мальчишек-газетчиков; мальчишки останавливались в самых неожиданных местах, окруженные нетерпеливыми покупателями, и едва поспевали раздавать свежеотпечатанные листы. Те дни как-то слились в памяти Джорджа, и он не мог потом вспомнить последовательность событий. Две-три разрозненные сценки отчетливо стояли перед глазами, остальное расплывалось, исчезало, заслоненное видениями более страшными.
Ему запомнился обед в клубе Беркли, в отдельном кабинете: их с Элизабет и кое-кого из их друзей пригласил один богатый американец. Разговор то и дело возвращался к войне — будет ли она и какую позицию в этом случае займут Англия и Америка. Джордж все еще цеплялся за спасительную иллюзию, будто между высокоразвитыми промышленными странами война невозможна. Он изложил свою точку зрения американцу, тот согласился и сказал, что Уолл-стрит и Трэдниддл-стрит257 соединенными усилиями могут остановить даже звезды небесные.
— Если война все-таки разразится, — сказал Джордж, — это будет как стихийное бедствие: чума, землетрясение. Но, по-моему, все правительства в своих же интересах объединятся и предотвратят ее или хотя бы ограничат, чтобы дело не пошло дальше Австрии и Сербии.
— А вам не кажется, что немцы рвутся в драку? — спросил кто-то из англичан.
— Не знаю, просто не знаю. Да и что мы все знаем? Наши правительства не сообщают нам, что они делают и какие строят планы. Мы как слепые. Мы можем только гадать, но ничего не знаем наверняка.