Смерть говорит от моего имени
Шрифт:
— Он что-то держит… — проговорил Алекс, — какой-то смятый листок бумаги.
— Да? — Паркер опустился на колени. — С этим, к сожалению, придется подождать. Я не хочу ничего трогать до прихода эксперта и врача…
Раздался стук в дверь, в комнату втиснулось круглое лицо сержанта Джонса.
— Все уже в сборе, шеф: врач, фотограф и эксперт.
— Давай их сюда, — бросил Паркер, направляясь к двери, и вышел в коридор. Алекс стряхнул пыль с костюма и осмотрелся.
Чего-то в этой картине не хватало. Но чего? Чего? Он замер, стал переводить взгляд с предмета на предмет,
Он подошел к двери и, еще раз оглянувшись на труп Стивена Винси, вышел в коридор, где Паркер приглушенным голосом инструктировал группу окруживших его людей.
— Посмотрим, господа! — сказал инспектор. — Я прежде всего хочу увидеть листок, который покойник держит в руке. Позовите меня, когда можно будет его взять. Я не буду входить туда и мешать вам, и так достаточно людей будут одновременно толочься в артистической.
Он кивнул Алексу, и они направились к комнатушке вахтера.
IV
В театре его все ненавидели
Они подошли к комнате вахтера, инспектор открыл дверь и взглядом приказал дежурному полицейскому удалиться. Тот поправил ремешок под подбородком и исчез.
Паркер сел и жестом предложил занять место на другом стуле седому, бледному человеку, который вскочил на ноги, когда они вошли.
— Вы ночной вахтер этого театра, не так ли?
— Да, господин инспектор! — старик сорвался со стула, на который только что присел, но инспектор жестом опять вынудил его сесть.
— Как ваша фамилия?
— Соумс, господин инспектор, Джордж Соумс.
— Вы давно здесь работаете?
— Тридцать восемь лет, господин инспектор.
— В этой должности?
— Да, господин инспектор.
— Расскажите-ка нам, как вы обнаружили труп.
Паркер вытащил блокнот. Алекс стоял, прислонившись к стене и разглядывая лицо вахтера. Смерть Винси, а может, и сам факт, что это он первым обнаружил труп, явно произвели на Соумса сильное впечатление.
— Ну, стало быть, господин инспектор, я, как обычно, пришел в двенадцать, чтобы сменить Галлинза…
— Галлинза? Это что, дневного вахтера?
— Да, господин инспектор, раз в две недели у нас очередность дежурств меняется, то он выходит в ночь, а я работаю днем, то наоборот.
— Ясно. Пришли вы, значит, сменить Галлинза и что?
— Я вошел, господин инспектор, а он уже ждет. Поговорили мы чуток о том о сем, как обычно…
— Сколько времени вы так разговаривали?
— Может, с минуту, господин инспектор, может, две. Потом он ушел, а я запер за ним дверь и поднялся наверх, чтобы обойти все артистические уборные и сцену, так у нас по инструкции положено. Надо постоянно проверять, не оставил ли кто непотушенную сигарету и нет ли где короткого замыкания. Это же театр, господин инспектор, тут много людей работает, а среди них может попасться какой-нибудь рассеянный… Бывает, где-нибудь несколько часов тлеет, прежде чем пожар разойдется…
— Понятно. Значит, вы начали обход…
— Я открыл дверь в гардероб для технического персонала и заглянул туда, потом пошел дальше…
— А если бы в тот момент кто-нибудь позвонил в театр, что тогда?
— Знаете, господин инспектор, по ночам обычно ни у кого нет причин приходить в театр, если нет ночной репетиции. Но даже если бы что-нибудь такое случилось, то ночной звонок очень резкий, и когда в театре никого нет, его повсюду хорошо слышно, господин инспектор. Я бы наверняка не прозевал.
— Хорошо. Что было потом?
— Ну, пошел я дальше по коридору, и первая артистическая уборная по пути была как раз мистера Винси. Вижу в замочной скважине свет, и хотя Галлинз мне не говорил, что мистер Винси еще тут, я все-таки решил постучать. За тридцать восемь лет в театре я всякого навидался. У мистера Винси мог кто-нибудь быть. У актеров иногда случаются такие вот поздние гости. Дамы какие-нибудь, которые приходят… Знаете, господин инспектор, атмосфера артистических уборных так притягивает…
— Да. Знаю. И что же?
— Ну, я постучал. Никто не отвечает, я еще постучал. Когда и на этот раз никто не отозвался, я открыл дверь и решился войти, потому как подумал, что мистер Винси, выходя, наверное, забыл потушить свет.
— Дверь была заперта на ключ?
— Нет. Я только нажал на ручку, и дверь открылась. Я сперва подумал, что мистер Винси спит, а может даже, господин инспектор, и выпил чуточку через край. Я такое не раз видал. Тогда вызываешь такси и вместе с шофером укладываешь парня в машину, чтобы он проснулся у себя дома.
— Понятно. Но мистер Винси не спал…
— То-то и оно, господин инспектор. Так вот, когда я подошел и увидел, что у него этот кинжал всажен в сердце, я струхнул, всего прямо в дрожь бросило, не мог я ни пошевелиться, ни глаз от него отвести. Но потом взял себя в руки и решил посмотреть, может, он еще жив. Заставил себя дотронуться до него…
— К чему вы прикасались?
— Ко лбу, господин инспектор. Положил ему руку на лоб, но он уже был совершенно холодный. Я понял, что это труп, и у меня тогда волосы встали дыбом. Я же во всем здании один был, а убийца мог где-нибудь тут притаиться. Ну, я выскочил из уборной и давай со всех ног к себе, заперся на ключ и позвонил господину директору Дэвидсону, а потом так и сидел сиднем до прибытия полиции и господина директора, только молился и ждал…
— А за это время убийца, если он был в здании, мог улизнуть?
— Вы говорите, улизнуть, господин инспектор? — Старик задумался. — Никоим образом, господин инспектор. Два года назад театр перестроили, и все пространство за сценой теперь отгорожено от зрительного зала стеной из огнеупорного материала. В ней есть только три маленьких прохода из коридора за кулисы и в узенький коридорчик в фойе. Но там везде стальные двери и автоматические замки, а после спектакля помощник режиссера запирает их и отдает ключ вахтеру, так что выход только здесь. И на окнах решетки, еще с тех пор, когда тут был театрик комедии, пятьдесят лет назад… Ясно помню, мальчишкой тогда был…