Смерть говорит по-русски (Твой личный номер)
Шрифт:
— Вам не приходилось заниматься альпинизмом? — с улыбкой поинтересовался он, заметив недоуменный взгляд Тавернье.
— Вы что, хотите сказать, что нам придется спус каться вниз по веревке? — с ужасом спросил Шарль. Корсаков ничего не ответил, продолжая разбирать веревки, а его солдаты деловито укрепляли в камне костыли. Через несколько минут веревки, по всей длине снабженные узлами, полетели вниз.
— Мне будет потруднее, чем вам, — сообщил Корсаков. — Я спущусь первым, посажу вас в лодку, подожду, пока ваше судно не снимется с якоря, а потом мне придется подниматься наверх по той же веревке. Все удобные подходы к морю охраняются войсками. А вы что, надеялись отчалить с курортного пляжа на прогулочном катере?
— Нет, но... — пробормотал Шарль, перекрестился и принялся попрочнее прилаживать у себя на спине чемоданчик с камерой и кассетами. Тавернье еще раз посмотрел вниз,
— На войне как на войне.
— Двум смертям не бывать, а одной не миновать, — добавил по-русски Корсаков и тут же для Тавернье перевел эту фразу на французский.
— Типичный восточный фатализм, — огрызнулся тот, и оба рассмеялись. Перед самым спуском Тавернье лихорадочно придумывал способ, позволяющий при падении с подобной кручи ограничиться минимальным числом переломов. Он решил в случае чего изо всех сил цепляться за все колючки, растущие на склоне, поскольку ободранные руки вылечить легче, чем сломанный позвоночник. В глубине души он сознавал всю глупость и беспомощность такого рецепта, но просто положиться на судьбу не желал. Однако спуск против ожиданий прошел легко: рукам в перчатках было удобно держаться за многочисленные узлы на веревке, а сама веревка держалась вверху вполне надежно. Тавернье удалось ни о чем не думать, что крайне важно в подобных ситуациях, а также не смотреть вниз. Стукаясь боками об отвесный склон, он перебирал руками узлы, пока у него не заныли мышцы. Только тогда он глянул вниз и, обнаружив, что висит в полуметре над прибрежной галькой, отпустил веревку. Камни, на которые он спрыгнул, щелкнули совсем негромко, однако Корсаков на утесе ухитрился расслышать этот слабый звук.
— Идиот, щелкопер несчастный, — злобно про . шипел он и, обращаясь к Шарлю, скомандовал: — Теперь вы, марш!
— Тупой солдафон, — буркнул Шарль себе под нос, но достаточно внятно, ухватился за веревку и сполз с кромки откоса. Корсаков в задумчивости по-тер переносицу. С высоты были хорошо видны огни судов: некоторые из них неподвижно висели в темной бесконечности, некоторые двигались, и по скорости их движения Корсаков определил, что некоторые из огней обозначают сторожевые катера.
— Н-да, что-то оживленно сегодня на море... — пробормотал он и обратился к своим солдатам: — Группа прикрытия — марш вниз! Я спускаюсь последним. Когда спущусь, поднимайте веревку, собирайте снаряжение и уходите.
— А как же вы, команданте? — спросил кто-то.
— Я отправлюсь с ними на корабль. Так мне будет спокойнее. Слишком много патрулей сегодня в море.
Когда Корсаков проворно, как белка, слетел по веревке вниз, затратив на это впятеро меньше времени, чем Тавернье, в темноте моря уже замаячило серое пятно — большая резиновая шлюпка. Когда шлюпка приблизилась, то оказалось, что в ней сидят двое гребцов, каждый из которых орудует одним веслом по своему борту. Суденышко остановилось, и один из гребцов бесшумно скользнул через борт в воду. Оказавшись по пояс в воде, он побрел к берегу. Из-за валунов его окликнули, и он произнес пароль. Поднявшись из укрытия, Корсаков вошел в воду, с трудом сохраняя равновесие на скользких камнях, подошел к посыльному, обменялся с ним несколькими словами и, повернувшись к берегу, жестом приказал своему отряду садиться в шлюпку. Тавернье с трудом перевалился через округлый уворачивающийся борт и плюхнулся в воду, натекшую на дно шлюпки с одежды уже погрузившихся партизан. Негромко зафыркал мотор, запущенный на малых оборотах, и суденышко устремилось в непроглядную темноту.
— А где же корабль? — недоуменно спросил Тавернье.
— Стоит с погашенными огнями, поэтому его и не видно, — пояснил один из приплывших на лодке и обратился затем к Корсакову: — Катера разошлись
в разные стороны, думаю, мы должны проскочить. А почему вы не остались на берегу? Вроде бы вы не должны были плыть.
— Много патрулей, — ответил Корсаков. — Надеюсь, что смогу вам помочь, если вас остановят.
— Напрасно, команданте, нам ведь не впервой...
— Не впервой возить эфир, кокаин и оружие, — возразил Корсаков. — Сегодня у вас более важный груз. Вот за этих двоих отвечаете мне головой.
Собеседник Корсакова повернул голову, всмотрелся в Тавернье и Шарля, кивнул и лаконично произнес:
— Понятно.
Прямо по курсу над слабо отсвечивавшей водой стал вырисовываться черный силуэт рыбацкого баркаса. Вода негромко плескалась у его бортов. Мотор смолк, и шлюпка, описав по инерции плавную кривую, мягко прикоснулась к борту судна. Подплывших окликнули сверху и, услышав в ответ пароль, сбросили веревочную лестницу. Журналисты, за ними — группа прикрытия и последним — Корсаков поднялись на борт. В лодке
— Команданте? Что вы здесь делаете?
— Сегодня у вас особо важный груз, — ответил Корсаков. — Видите этих двух парней с чемоданами? Мне необходимо, чтобы они добрались до места в целости и сохранности. Ну и, кроме того, в рюкзаках у моих людей центнер готового порошка. Так что мне будет спокойнее сплавать туда и обратно вместе с вами. Надеюсь, вы не против?
— Разумеется, нет, — пожал плечами капитан. — Но, думаю, все пройдет спокойно. Катера разошлись, и мы должны проскочить.
— Ну что ж, не будем терять времени, — заключил Корсаков. Капитан кивнул, повернулся и, прежде чем скрыться в рубке, нагнулся над открытым люком в машинное отделение.
— Полный вперед! — скомандовал он. Мотор зафыркал, затем взревел, и баркас, набирая скорость, понесся в непроглядную тьму. Корсаков присел у борта на осевшей корме, окутанной смутно белевшими в темноте пенными струями. «Черт возьми, — думал он, — как много шума от такой скорлупки!» Морщась, он прикидывал, на какое расстояние может разноситься над водой шум двигателя. В то же время он понимал, что высокую скорость, усиливавшую шум, приходилось держать, дабы побыстрее миновать зону пограничного контроля. Баркас несся все дальше, и беспокойство Корсакова постепенно улеглось: по мере удаления от берега у них оставалось все меньше шансов быть задержанными. Огоньки, возникавшие на горизонте, не приближались, а, напротив, вскоре пропадали. «Похоже, проскочили», — подумал Корсаков и зевнул. Однако сонливость с него как рукой сняло, когда он заметил огоньки, приближавшиеся со стороны берега. Корсаков сразу почувствовал, что они обозначают силуэт сторожевого катера, да и вряд ли какое-нибудь другое судно могло так быстро догонять идущий полным ходом баркас. Корсаков выругался и вскочил на ноги. Он не первый раз бывал на этом баркасе и знал о тайниках, имевшихся на его борту, однако не сомневался в том, что все тайники обнаружатся при серьезном досмотре, а вместе с ними — оружие и кокаин. Впрочем, чтобы хорошенько влипнуть, хватило бы присутствия на судне парочки иностранцев без документов, но с киносъемочными принадлежностями.
Сторожевик приближался, гул мощного двигателя нарастал. Внезапно луч прожектора упал на палубу баркаса, и повелительный голос раскатисто произнес в громкоговоритель:
— Эй, на баркасе! Приказываю остановиться! В случае неподчинения открываю огонь! Всем оставаться на местах!
Корсаков успел войти в рубку, где к нему нервно обратился капитан:
— Ну и что прикажете теперь делать? На судне полно лишнего народу, да и тайники найти ничего не стоит. Я чувствую — они настроены серьезно.
— И часто у вас случаются такие встречи? — поинтересовался Корсаков.
— Нет, конечно. Иначе не было бы смысла этим заниматься. Когда они случаются, приходится откупаться, но я нутром чую: сегодня такой номер не пройдет. Здесь вообще не должно было оказаться патруля, я же все рассчитал!
Корсаков сразу подумал о том посте у шоссе, который удалось миновать благодаря подкупу. Если встреча в море — не простая случайность, то сообщить береговой охране о рейсе баркаса не мог никто, кроме гарнизона поста. Корсаков дал себе слово рассчитаться за такое вероломство, хотя шансов удачно выйти из переделки у повстанцев имелось явно немного. Сторожевик подошел уже вплотную, ослепляя команду баркаса направленным в упор светом мощного прожектора. Прикрывая глаза рукой, Корсаков окинул взглядом палубу патрульного судна. Скорострельная пушка на носу, тяжелый пулемет на корме. И у пулемета, и у пушки — по два человека. У ближнего борта, возвышавшегося примерно на метр над бортом баркаса, скопилась группа досмотра в спасательных жилетах, с автоматами «узи» на изготовку. — Ведите себя спокойно, делайте все, что они потребуют, — бросил Корсаков капитану и нырнул в люк, выводивший в каюты экипажа и в трюм. Краем глаза он успел заметить, что офицер, возглавлявший досмотровую группу, уже перепрыгнул на палубу баркаса. Сверху слышались отрывистые команды — это десант сгонял в одно место всех, кто находился на палубе. Всего на баркас высадилось, как успел подсчитать Корсаков, шесть человек. По меньшей мере двое должны были караулить арестованных на палубе. «Остается четверо, — подумал Корсаков. — Уже легче». Над лесенкой и в коридорчике между каютами зажглись тусклые лампочки — видимо, так приказал офицер. Из каюты высунулась взлохмаченная голова Шарля и спросила: