Смерть говорит по-русски (Твой личный номер)
Шрифт:
— Ну, что там внизу? — спросил он, вернувшись на баркас, у партизана, караулившего люк.
Тот пожал плечами:
— Сперва начали стрелять в люк, но когда я пальнул в ответ, притихли. Так что пока там тихо.
Корсаков достал из ящика дымовую шашку и зажег ее, стволом автомата приподнял крышку люка и сбросил шашку вниз. Через полминуты изо всех щелей палубного настила повалил густой ядовито-зеленый дым. Еще через минуту голос снизу в промежутках между приступами надрывного кашля прокричал:
— Не стреляйте! Мы сдаемся!
— Раньше надо было сдаваться! — мстительно произнес один из партизан и, тронув Корсакова за рукав, попросил: — Команданте, разрешите мне их расстрелять!
— Ну вот еще! — фыркнул Корсаков. — Какой
— Они бы нас не пощадили, команданте, — возразил партизан.
— Хочу напомнить: на войне не принято расстреливать пленных, зато принято расстреливать за споры с командиром, — сказал Корсаков. — Итак, слушайте мой приказ: проверьте, может, кто-нибудь на носу еще жив, тогда перевяжите его и спустите вниз. Этих, — показал Корсаков на пленных, понуро застывших около люка, — перевести на сторожевик и запереть в каюте вместе с теми, кого взяли там, кроме мотористов. Охранять их будешь ты, — приказал Корсаков кровожадному партизану. — За их здоровье и жизнь ответишь головой. Ты и ты — будете присматривать за их мотористами, потому что их судно мы заберем с собой. Наши мотористы пусть переходят обратно сюда. Ты пойдешь со мной на сторожевик — там надо основательно прибраться в рубке. Мсье Шарль, — перешел Корсаков на французский, — наведайтесь-ка вниз, посмотрите, в порядке ли ваш груз, — остальное меня меньше волнует.
Шарлю, похоже, тоже не терпелось проверить сохранность материалов — с такой готовностью он кивнул и бросился в люк. Через минуту снизу донесся его голос, полный облегчения:
— Все в порядке! Они вскрыли тайники, но ничего не тронули, кроме оружия. Правда, там все залито кровью — она до сих пор капает сверху.
— Мсье Тавернье, — любезно сказал Корсаков, — простите, но мне некого больше попросить навести порядок в нижних помещениях. Придется вам заняться этим делом. Ведро вон там, если его ненароком не продырявили.
Тавернье и в голову не пришло возразить Корсакову — он зачерпнул ведром забортной воды и спустился вниз, где при свете тусклых лампочек увидел, что изрешеченные доски настила над его головой во множестве мест сочатся кровью, темно-багровая жидкость лениво плещется в проходе между емкостей для рыбы, стенки кают и корпуса судна сплошь в кровавых потеках, а на залитом кровью полу коридорчика кто-то, судя по следам, успел неоднократно поскользнуться. Шарль в носовой части открывал чемоданы с аппаратурой и пленкой, чтобы убедиться в сохранности отснятых материалов. Обернувшись на шум шагов и увидев Тавернье, он радостно провозгласил:
— Добро пожаловать в школу юнг, сударь! Веселенькая уборочка нам предстоит, ничего не скажешь. Одно утешает: эти молодцы, что сидели здесь в осаде, ничего не тронули, кроме пулеметов, — из них они палили через доски в тех, кто находился на палубе.
Сверху послышались тяжелые шаги, невнятные слова, и затем у борта раздался громкий всплеск. Вслед за этим со стороны моторного отсека донесся сбивчивый кашель мотора, который становился все громче, ровнее и увереннее, пока баркас не дрогнул и не тронулся с места. Судно набирало скорость, и вместе с тем с обоих бортов раздавались тяжелые всплески. Тавернье насчитал их девять. Баркас, все ускоряя ход, двигался по направлению к границе. Тавернье, вынув из ведра мокрую тряпку, с размаху хлопнул ею по окровавленной стенке и принялся смывать потеки крови.
— Да, работенки здесь хватит на все плавание, — проворчал он. Взглянув на потолок, он приказал Шарлю: — Ступай наверх, открой люк, куда сваливают рыбу. Будешь принимать от меня ведра с грязной водой и подавать мне с чистой. Кстати, постарайся найти швабру и сбрось ее мне.
— Черт возьми, — воскликнул Шарль, — у меня такое ощущение, будто я снова в армии!
— А мы и есть в армии, — мрачно возразил Тавернье. — Во всяком случае, командир у нас точно есть.
— Что ж, будем выполнять приказ, —
Глава 5
ВОЗВРАЩЕНИЕ ВОЛКА
Генерал раздвинул тяжелые шторы, создававшие в кабинете уютный полумрак, и посмотрел в окно на Лубянскую площадь. Про себя генерал всегда называл площадь Дзержинского именно так, поскольку любил все исконно русское и был убежден в том, что наступит день, и официальный интернационализм державы сменится почитанием ее истинных духовных основ: русской истории, русских традиций, православной религии. Однако солдату приходится защищать свою родину такой, какова она есть, а не тот идеал родины, который живет лишь в его воображении. Это умозаключение позволяло генералу спокойно работать и в полной мере проявлять свои выдающиеся качества разведчика, главным из которых, как считал он сам, являлось терпение. И в том деле, которое он вновь обсуждал сейчас со своим заместителем, требовалось терпение — спешкой можно было только все испортить.
На площади вокруг памятника Дзержинскому хаотично кружился, блистая эмалью, многоцветный водоворот машин. С выцветшего и как бы слегка вибрирующего неба на город струился прозрачный поток зноя, сливаясь с поднимающимся от земли ма-.ревом выхлопных газов. В этом движении воздуха темная громада Госплана утратила резкость очертаний, а более отдаленные здания подрагивали и студенисто растекались. Глядя на раскаленную жарой Москву, генерал ощутил смутное удовлетворение: кондиционер создавал в кабинете приятную прохладу, в которой витали запахи кофе, американских сигарет, даже большинству работников Комитета недоступных, и французского одеколона, привозимого из Парижа специально для генерала. Достаточно было представить себе, как плавятся в своих раскаленных стальных коробках водители автомобилей, кружащихся по площади, и невольная ироническая улыбка трогала мужественный рот хозяина кабинета. Генерал не терпел суеты, считая, что истинно важные дела представляют собой плод долгих неторопливых размышлений. А о том деле, материалы по которому лежали у него на столе, немало размышляли и он сам, и люди из Аналитического отдела. На фотографиях, полученных со спутника, объект, строившийся на окраине небольшого иранского городка, из хаоса траншей, котлованов и недовыведенных стен превращался в четко продуманный производственный комплекс.
— Сергей Николаевич, — обратился генерал к заместителю, удобно расположившемуся в глубоком кожаном кресле, — что говорят аналитики о нашем объекте? Их доклад я, конечно, прочту, но мне интересно ваше впечатление от беседы с ними.
Заместитель не торопился с ответом. Генерал ценил в нем неторопливость и вдумчивость, которые странно сочетались с суетливостью и искательностью. Отхлебнув кофе и поставив чашечку с блюдцем на столик, заместитель взял из пепельницы сигарету и произнес:
— Впечатление такое, что вопрос, был проработан серьезно. Сопоставив полученные снимки с изображениями других производственных объектов, хранившихся в памяти компьютера, пришли к выводу, что сфотографированные сооружения представляют собой фармацевтическую фабрику, — точнее, комплекс по глубокой переработке лекарственного сырья. Если принять данное предположение за факт, то можно легко объяснить назначение всех строений, видных на снимках. Мы знаем, что такой вывод согласуется с сообщениями нашей резидентуры.
— Глубокая переработка, — поднял палец генерал. — Следовательно, конечный продукт предполагается производить на месте. Чувствуете новизну?
— А как же, — кивнул Сергей Николаевич. — Уже не надо везти полуфабрикаты в Европу, отпадает зависимость от европейских лабораторий. Полная свобода в выборе рынков сбыта. Но главное — деньги, поскольку прибыль от конечного продукта в десятки раз выше, чем от поставок сырья или полуфабрикатов. Думаю, что уже сейчас ведется работа по созданию собственной сети сбыта на Западе.