Смерть грабителям, или Ускользнувшее счастье
Шрифт:
Пока Филиппов разговаривал с приставом и его старшим помощником, из спальни вышел, поправляя очки, Брончинский.
– Здравствуйте, Владимир Гаврилович!
– И моё вам, – наклонил голову начальник сыскной полиции. – Чем порадуете в этот раз?
Константин Всеволодович устало посмотрел на присутствующих в столовой.
– Если не вдаваться в детали, то грабитель застал хозяина дома…
– Не наоборот?
– Отнюдь. Господин Иващенко был одет в домашнюю одежду, поэтому можно предположить, что именно его застал преступник. У хозяина в руке оказался канцелярский нож, у грабителя –
– Константин Всеволодович, вы завершили обследование?
– Я – по сути да, а вот Рогалов сейчас делает фотографические карточки. Ему недолго осталось.
– Как вы сумели так меня опередить? – под широкими усами Филиппова появилась улыбка.
Иван Самсонович лежал на спине, раскинув в стороны руки. Из груди торчала рукоять ножа. Действительно, вырезана из какой-то ветки, ошкурена. Такими пользуются в деревнях, когда лезвие куёт кузнец, а остальноемастерит кто на что горазд. Кровь намочила белую сорочку и протекла на пол, где оставила заскорузлоепятно.
Открытые глаза безучастно смотрели в потолок, последнее, что они запечатлели в умирающем мозгу.
Преступник лежал на боку, нож и у него торчал из груди. Голова, казалось, втянута в плечи, хотя у покойников обычно расслабляются мышцы. Бандит не сделал попытки вытащить острое лезвие. Глаза закрыты, словно кто-то сторонний помог ему их закрыть.
Когда убитого преступника перевернули на спину, стала видна царапина на правой щеке.
Брови Филиппова поползли вверх и, обернувшись к Власову, он спросил:
– Николай Семёнович, Рогалов не уехал? Попросите его подойти сюда.
Через несколько минут фотограф вернулся в комнату с фотографическим аппаратом.
– Сергей Иванович, надо сделать карточку с этого вот красавца. Сумеете?
Рогалов только пожал плечами.
– А к вам, Николай Семёнович, задание: после того как Сергей Иванович сделает карточку, поезжайте к господину Горчакову и разузнайте, не наш ли грабитель побывал в гостях у Андрея Николаевича?
На прикроватном столике лежало кучкой всё, что было обнаружено в карманах грабителя: ассигнации на сумму сто пятнадцать рублей, немного мелочи медной и серебряной, какой-то массивный золотой перстень с зелёным камнем, один билет внутреннего займа.
Но документов не нашлось.
Владимир Гаврилович покрутил в руке перстень. На внутренней поверхности читались выгравированные изящные буквы «Е.И.Е.». Начальник сыскной полиции положил перстень на столик, поднял билет внутреннего займа. Прищурился, сжав до боли губы.
Что-то он слышал недавно о билетах. Но что?
Потом поднял перстень и опять посмотрел на гравировку.
– Господи, – сказал он вслух. – Николай Семёнович, –
– Господин Власков отбыл по вашему распоряжению, – произнёс, стоявший, прислонясь к косяку, пристав Келлерман. – Вы что-то нашли?
– Кажется, маленькую зацепку.
– Если не секрет, то какую?
– Я не хочу пророчить, но на щеке убитого царапина, и она нанесена господином Горчаковым.
– Вы хотите сказать, что один преступник найден?
– Скорее всего.
Полицейские надзиратели, которые были взяты для опроса дворника, швейцара, слуг, кухарок, ничего нового к дознанию не добавили. Посторонних никто не видел, тем более что на первом этаже здания располагалась фабрика турецкого табака и папирос торгового дома для караимов Габая и Мерчи с двумя десятками рабочих, портерная «Старая Бавария» и кофейня «Универсал», через которые проходило множество посетителей. И запомнить каждого из них не представлялось возможным.
Так и получилось, что если и пили грабители в портерной пиво, то запомнить их никто не мог, хотя оставалась маленькая надежда показать фотографическую карточку убитого бандита официантам. Возможно, тогда и вспомнили бы.
Хотя…
Если рассудить, то преступники выбирают объекты для нападения с умыслом. Господина Горчакова дома не должно было быть. Он вернулся невовремя, а вот господин Иващенко ждал даму. Оставалось побеседовать с кухаркой и слугой.
Кухарка, тучная женщина лет пятидесяти, производила странное впечатление. Широкое лицо, тёмные с проседью волосы и испуганные глаза – то ли за свою дальнейшую судьбу, то ли по иной причине.
– Иван Самуилович… простите, – она смахнула слезу краем фартука, – ой, что деется… Господин полицейский, найдите вы этих супостатов. Такого человека… – и заплакала.
– Ты успокойся, господина Иващенко уже не вернуть, а вот злодеев, что его жизнь забрали, мы непременно найдём, – утешал кухарку Владимир Гаврилович.
– К Ивану Самойловичу по четвергам приходили барышни. Одна ли или разные, мне неведомо, но он нас с Петром на полдня отпускал. Это, стало быть, чтобы мы ненароком с дамой не встретились.
– Значит, даму или дам ты узнать не сможешь?
– Само собой, не смогу.
Пётр тоже добавить к сказанному ничего нового не мог, только пустил слезу по такому хорошему барину.
– А бабы, звиняйте, барин, дамы не столь стеснительны сами были, раз уж к холостому мужчине запросто ездили.
Но было ещё одно обстоятельство, даже два: билет внутреннего займа и перстень с гравировкой «Е.И.Е.». Что первое, что второе можно проверить только в сыскном отделении.
III
1
Николай Семёнович вернулся от господина Горчакова в приподнятом настроении.
– Владимир Гаврилович, – заявил он почти с порога, – Андрей Николаевич нападавшего опознал по фотографической карточке. Это именно тот, который был у нашего Горчакова.
Филиппов мог бы телефонировать главному инспектору, состоящему при Министерстве путей сообщения, и пригласить для опознания, но был так увлечён новой версией, что счёл самым правильным отправить с фотографической карточкой чиновника для поручений.