Смерть и воскрешение патера Брауна (сборник)
Шрифт:
– Знаете, я не совсем еще уверен, нужны ли вы мне, – такими словами он встретил патера Брауна. – Я ни в чем пока не уверен. Пусть меня повесят, если я знаю, кто тут нужен – доктор ли, полицейский или священник.
– Ну что ж, – улыбнулся патер Браун, – поскольку вы соединяете в себе доктора и полицейского, я остаюсь, очевидно, в меньшинстве.
– Допустим, вы то, что политические деятели называют просвещенным меньшинством, – отозвался доктор. – Мне известно, что вам приходилось работать и по нашей части. Но в том-то и дело, тут чертовски трудно сказать, по вашей или по нашей части эта история, а может быть, просто по части попечительства о душевнобольных. Мы только что получили письмо от человека, который живет поблизости, в том белом доме на холме. Он просит у нас защиты: его жизни угрожает опасность. Мы постарались выяснить фактическую сторону дела, и, пожалуй, лучше всего рассказать вам все с самого
Некий Элмер, богатый землевладелец одного из западных штатов, женился сравнительно поздно и имел трех сыновей – Филиппа, Стивена и Арнольда. А еще, будучи холостяком и не рассчитывая, что у него появится прямой наследник, он усыновил мальчика, по его мнению, очень способного и многообещающего, мальчика по имени Джон Стрейк, происхождения довольно темного, – кто говорил, что он подкидыш, кто считал его цыганенком. Возможно, что последний слух был связан с тем обстоятельством, что Элмер на старости лет ударился в мрачный оккультизм, хиромантию и астрологию и что, по словам его сыновей, Стрейк поощрял эти его увлечения. Впрочем, сыновья еще много чего рассказывали. Уверяли, будто Стрейк был совершенно исключительным негодяем и таким же исключительным лжецом; он был гениален по части изобретения лживых отговорок, которые он преподносил так, что мог обмануть любого сыщика. Но возможно, что это предубеждение, довольно естественное, пожалуй. Вы, вероятно, уже догадываетесь, что произошло. Старик оставил все Стрейку, и после его смерти сыновья опротестовали завещание. Они доказывали, что отец был запуган до полного подчинения, если не до полного идиотизма. Что, несмотря на протесты сиделок и членов семьи, Стрейк самыми дерзкими и необычными способами пробирался к нему и терроризировал его на смертном одре. Как бы то ни было, им, очевидно, удалось доказать, что покойный не вполне владел своими умственными способностями, – суд признал духовное завещание недействительным, и сыновья получили наследство. Говорят, Стрейк пришел в бешенство и поклялся, что убьет всех троих, одного за другим, что им не уйти от его мести. К нашей защите и обратился третий и последний из братьев, Арнольд Элмер.
– Третий и последний? – переспросил патер Браун, серьезно взглянув на своего собеседника.
– Да, – сказал Войн. – Двое других умерли.
Наступило молчание. Затем он продолжал:
– Отсюда и начинается та часть истории, которая пока под сомнением. Нет доказательств, что они были убиты, но возможно, что это и так. Старший, который стал помещиком, якобы покончил с собой у себя в саду. Другой, промышленник, попал головой в машину у себя на фабрике – вероятно, оступился, упал. Но если их убил Стрейк, то он, несомненно, очень ловко проделал это и ловко ускользнул. С другой стороны, возможно, что мы имеем дело с манией преследования, которой дали пищу совпадения. Понимаете, что мне нужно? Мне нужен толковый человек, притом лицо неофициальное, который мог бы подняться на холм, поговорить с мистером Арнольдом Элмером и составить себе о нем определенное впечатление. Вы сумеете отличить человека, одержимого навязчивой идеей, от человека, который говорит правду. Я хочу, чтобы вы все разведали, прежде чем мы возьмемся за это дело.
– Странно, что вам не пришлось взяться за него раньше, – сказал патер Браун. – Тянется это, видимо, уже давно. Была ли какая-нибудь особая причина, побудившая его именно теперь обратиться к вам?
– Я, разумеется, задумывался об этом, – ответил доктор Войн. – Он приводит причину, но, сознаюсь, она такого рода, что заставляет меня недоумевать: не фантазия ли тут больного ума? Он объясняет, что вся его прислуга вдруг забастовала и ушла от него, а потому он вынужден просить, чтобы полиция взяла на себя охрану его дома. По наведенным справкам, прислуга действительно недавно ушла из дома на холме. И в городе, разумеется, ходит много россказней на этот счет. По словам слуг, хозяин стал совершенно невыносим: вечно тревожился, пугался, предъявлял к ним чрезмерные требования. Например, он хотел, чтобы они сторожили дом, как часовые, или просиживали ночи напролет, как больничные сиделки; они никогда не были предоставлены самим себе, так как он не соглашался остаться один. В конце концов они заявили ему, что он сумасшедший, и потребовали расчет. Разумеется, это еще не доказывает, что он сумасшедший. Но только большой чудак в наше время может требовать от лакея и горничной, чтобы они исполняли обязанности вооруженной стражи.
– Словом, – улыбаясь, заметил патер Браун, – ему нужен полицейский, который выполнял бы обязанности горничной, потому что горничная не захотела исполнять обязанности полицейского?
– Мне самому это показалось преувеличением, – согласился доктор, – но я не хотел отказывать, не попытавшись пойти на компромисс. Вы – этот
– Прекрасно, – просто сказал патер Браун. – Я сейчас же навещу его, если хотите.
Мороз сковал холмистую местность, окружавшую город; небо было ясное и холодное, как сталь, только на северо-востоке начинали взбираться по небу тучи, отороченные бледным сиянием. На фоне этих темноватых зловещих пятен белел дом на холме, дом с рядом светлых колонн – недлинной колоннадой классического образца. Дорога, спиралью поднимавшаяся на холм и несколько раз огибавшая его, выше терялась в темной чаще кустарника. Когда патер Браун подходил к кустарнику, на него вдруг повеяло холодом, будто он приближался к леднику или северному полюсу. Но, как человек в высшей степени трезвый, он на подобные фантазии смотрел именно как на фантазии. И только весело заметил, покосившись на большую, синевато-багровую тучу, медленно выползавшую из-за дома:
– Сейчас пойдет снег.
Миновав низкую кованую решетку в итальянском стиле, он вошел в сад, на котором лежала та печать запустения, которая бывает свойственна лишь очень упорядоченным местам, когда там воцаряется беспорядок. Иней припудрил густо разросшийся зеленый кустарник, сорные травы длинной бахромой оторочили цветочные грядки, стирая их контуры, и дом по пояс ушел в частую поросль мелких деревцев и кустов. Деревья здесь росли только хвойные или особенно выносливые. Растительность была обильной, но впечатления пышной все-таки не производила – слишком она была холодная, северная. Какие-то арктические джунгли! И при взгляде на дом думалось: его классическому фасаду и ряду колонн выходить бы на Средиземное море, а он чахнет и хиреет на суровых ветрах севера. Классические орнаменты лишь подчеркивали контраст; кариатиды и маски печально взирали с углов здания на запущенные дорожки – казалось, они замерзали. Даже завитки капителей будто свернулись от холода.
По заросшим травой ступенькам патер Браун поднялся ко входным дверям, с высокими колоннами по обеим сторонам, и постучал. Постучал еще раз минуты через четыре. И стал терпеливо ждать, прислонившись спиной к дверям и глядя на ландшафт, медленно темневший, по мере того как надвигалась тень от огромной тучи, ползшей с севера. Над головой патера Брауна высоко чернели колонны портика. Вот опаловый край тучи выполз из-за крыши и балдахином навис над портиком. Туча опускалась все ниже и ниже над садом, и скоро от светлого, бледно окрашенного зимнего неба остались лишь несколько серебристых лент.
Патер Браун ждал, но из дома не доносилось ни звука. Тогда он быстро спустился по ступенькам и обогнул дом, ища другой вход. Набрел на низкую боковую дверь. Побарабанил и в эту дверь; подождал. Потянул за ручку и убедился, что дверь заперта на ключ или на засов. Тогда он пошел вдоль стены, мысленно задаваясь вопросом: не забаррикадировался ли эксцентричный мистер Элмер в глубине дома так основательно, что до него даже не доносится стук? А может быть, он сейчас баррикадируется особенно усиленно, полагая, что этим стуком дает о себе знать мстительный Стрейк?
Возможно, что слуги, уходя, открыли всего одну дверь, которую хозяин и запер за ними. Но правдоподобнее казалось то, что, оставляя дом в таком настроении, они не особенно заботились о мерах охраны.
Патер Браун продолжал обходить дом кругом. Через несколько минут он вернулся к своей отправной точке. И тут же открыл то, что искал. Застекленная дверь одной комнаты, снаружи занавешенная плющом, была неплотно прикрыта – очевидно, ее забыли запереть. Один шаг – и он очутился в комнате, комфортабельно, хотя и старомодно, обставленной. Из этой комнаты шла лестница наверх, с другой стороны была дверь, вероятно, в соседнюю комнату. Вторая дверь располагалась прямо напротив окон и вошедшего патера Брауна, дверь с красными стеклами – пережиток былого великолепия. Справа, на круглом столике, стояло нечто вроде аквариума – большая стеклянная чаша с зеленоватой водой, в которой плавали золотые рыбки, – а прямо напротив аквариума – растение из рода пальм с очень большими зелеными листьями. Все это имело такой запыленный, архаичный вид, что телефон в углублении, наполовину прикрытом занавеской, казался совсем неуместным.
– Кто тут? – крикнул из-за двери с красными стеклами резкий голос; в тоне было недоверие.
– Могу я видеть мистера Элмера? – спросил патер Браун, как бы извиняясь.
Дверь распахнулась, и в комнату вошел джентльмен в халате павлиньей расцветки. Он вопросительно посмотрел на патера Брауна. Волосы у него были растрепаны, спутаны, будто он только что встал с постели, но глаза совсем проснулись, и взгляд был живой, пожалуй, даже встревоженный. Патер Браун знал, что такие противоречия естественны для человека, который живет в постоянном страхе. Профиль у него был тонкий, орлиный; в глаза бросалась его большая неопрятная черная борода.