Смерть и жизнь рядом
Шрифт:
По словам лесника, до селения, где можно остановиться на несколько дней, рукой подать. Горар не хочет, чтобы его видели местные жители, он побаивается доноса какого-нибудь прохвоста, не хочет связываться с немцами: с ними шутки плохи, а он может еще пригодиться патриотам. «У меня самого сыновья — партизаны, — говорит старик Пражме.- Славные хлопцы! Одного имя Василь, другого — Ладислав. Может быть, встретите…» И когда партизаны уходят, старик еще долго стоит на каменном выступе, опираясь на яношик — буковую палку с ручкой в виде топорика.
Партизаны спускаются по крутой, осыпающейся под ногами тропинке, и скоро натыкаются на первые стожки сена, заготовленного еще с лета. Селение раскинулось в небольшой долине, окруженной могучими горами. Пробраться в селение незамеченным почти невозможно. Глинобитные дома под соломенной кровлей рассеялись по склонам гор среди елей и буков.
В дедину, как называют в Словакии села, отправляется разведка. Грунтовой и Сукасьян скоро возвращаются. Отличная дедина, восторгаются они, и отряд из горнонитранской партизанской бригады капитана Франтишека Гагары, который провел через горы старый горар, охотно потеснится. А хозяева приветливы, и с ними будет радостно встречать приближающийся праздник — 7 ноября.
В дедине партизан принимают, как родных. Весь день хлопцы подкладывают в очаги смолистые ветки, кипит в котлах вода: партизаны парятся, отстирывают пропотевшие рубахи, а доктор Сухаренко обходит один дом за другим и проверяет у бойцов ноги: «А ну, друг, показывай конечности…» У многих потертости, доктор смазывает их какой-то освежающей мазью, срезает мозоли, больно прижигая, и добродушно приговаривает:
— На здравье!
Мойше Сухаренко — словацкий еврей, бежавший из эшелона «переселенцев», которых Тисо отправлял в фашистские лагеря смерти Майданек и Освенцим. Доктору лет под тридцать. Он общительный и веселый человек, полный неиссякаемого оптимизма. Но самое важное — он хороший врач. Сухаренко вечно озабочен поисками лекарств, хотя партизаны упорно отказываются от них.
Несколько дней взводные с утра обучают новичков владеть оружием и вести бой против пехоты и танков противника. Капитан Агладзе и Франтишек Пражма рассказывают бойцам о политическом положении в Словакии и на одну из этих бесед приглашают командира бригады Гагару и его заместителя — Мишее. Бригада Гагары воюет не один уже день, и ее командир, хоть и молод, имеет боевой опыт, которым охотно делится с друзьями, начинающими партизанскую жизнь в горах Словакии.
Гагара — страстный охотник и рыболов. С детских лет ему знаком язык леса, и не одну зорю встречал юноша на обрывистых берегах неистовых рек Словакии. Но сейчас Гагара говорит не о красотах родного края, а о человеческой дружбе.
— Залог нашей победы — в дружбе с Советским Союзом, — убежденно говорит Гагара, обращаясь к словакам. — Немецкие фашисты и вместе с ними Тисо, которого недавно вызывал к себе Гитлер, прекрасно сознают это. Вот почему они так бешено клевещут на советских партизан и коммунистов, стараются разжечь вражду между словаками и чехами. «Не выйдет, подлые шакалы!» — отвечают коммунисты Словакии… Я говорю об этом с такой уверенностью, потому что и я коммунист. Правильно, Мишее? — неожиданно обращается Гагара к своему другу, сидящему на скамье у самых дверей.
— Ано е то правда! — убежденно отвечает Мишее. — Да, это правда!
— Нас, коммунистов, много, — заключает Гагара. — И с каждым днем становится все больше, потому что все, кому дороги свобода и счастье родины, идут к нам… Мы не пожалеем ни сил, ни жизни, чтобы народ победил, взял власть в свои руки…
— И шахты, значит, будут народные? — спрашивает Свидоник.
— И шахты.
— И леса? — спрашивает Алоиз Ковач.
— И леса, и реки, и все, чем только богаты недра земли. Все будет принадлежать народу, рабочим и крестьянам…
— Значит, как я понимаю, мой отец, старый шахтер, сможет сказать: «Это моя шахта»?
Лицо Свидоника в угольных отметинах выражает ребяческие чувства удивления и восторга.
— Как-то даже трудно сразу поверить, — смущенно говорит он.
— Однако так будет, — подтверждает Мишее.
Франтишек Пражма поясняет:
— Но для этого нам нужно еще побить фашистов, Михал. Немецких и своих. И взять власть в свои руки.
— Как взяли власть в свои руки рабочие и крестьяне в России, — говорит Гагара.
Беседа продолжается.
А Зорич в это время напутствует в своем штабе разведчика Яна Колену, собирающегося в Братиславу.
— Прямо скажу, судруг Колена, задача не из легких, — говорит Зорич. — Надо во что бы то ни стало связаться с подпольными группами патриотов, которые, наверное, созданы коммунистами Братиславы по указанию Центрального Комитета партии. Для нашей разведывательной и диверсионной работы особенно важна помощь подпольных групп в порту, через который немцы получают по Дунаю нефть и боеприпасы для переброски на фронт…
Ян Колена, немолодой, с седыми висками, спокойный и уравновешенный, слушает Зорича, подперев голову рукой. У него тонкие и длинные пальцы, как у хорошего скрипача, и на безымянном пальце — старинной чеканки перстень. Но Колена не музыкант, он агент по продаже швейных машин. Колена слушает Зорича, и перед его глазами проходят события двух последних месяцев. Они многому научили Яна Колену — патриота и коммуниста.
С первых дней восстания Колена уезжает под видом служебной командировки в Банска-Бистрицу. Действовать! — вот к чему он стремится. И он немало делает для того, чтобы в отряд Зорича попали такие ребята, как шахтер Свидоник и лесоруб Алоиз Ковач. Многие его крестники с партизанскими лентами на словацких шапках воюют в горах против гитлеровцев, и Колена, человек скромный и сдержанный в чувствах, с тайным удовлетворением думает, что не бесплодны были эти два месяца жизни.
Что ж, задание партизанского велителя ему по вкусу. Кто еще другой так хорошо знает Братиславу, как агент фирмы по продаже швейных машин? И знакомства его обширны.
Речь заходит о способах связи. Колена называет явочную квартиру:
— У портного Холмовского на Вайсшнеевской.
— Пароль моего связного, — сообщает Зорич, — «Я вам принес поздравление от доктора Шатана». Отзыв: «Я с ним хорошо знаком». Запомните?
Колена несколько раз повторяет пароль.
— Ладно, запомню.