Смерть империи
Шрифт:
Но и эти редакторы не были действительно свободны; наиболее отважные из них вели постоянные баталии с Идеологическим отделом партии. За прегрешения, считавшиеся особенно серьезными, их вызывал к себе Вадим Медведев, кому перешел идеологический портфель от Александра Яковлева, а порой и сам Горбачев распекал их, после чего большинство редакторов делались осмотрительными на один–два номера, а затем возвращались к излюбленным темам. Нажим со стороны партии заставлял редакторов ходить по острию ножа, однако никого не увольняли.
Коротич постепенно пришел к выводу, что Горбачев время от времени кричал на них, дабы показать
Вот чего Горбачев терпеть не мог: статей, в которых под сомнение ставилась его собственная популярность, В октябре 1989 года «Аргументы и факты» поместили небольшую заметку, сообщавшую, что среди читателей еженедельника Сахаров более популярен, чем Горбачев. Это вызвало последнюю серьезную попытку вернуть средства массовой информации под контроль партии.
Виновником был не один из редакторов, назначенных Александром Яковлевым в 1986–1987 годах, а самочинный странствующий рыцарь, превративший малозаметную газетку в одну из самых влиятельных газет в стране. Владислав Старков, долгое время бывший редактором «Аргументов и фактов», стремился избавиться от пропаганды и сообщать объективные факты о том, что интересует читательскую аудиторию. В 1981 году он сумел провести мимо цензоров целую программу, выдвинутую польским независимым профсоюзом «Солидарность», но тогда тираж еженедельника бы настолько ограничен, что ее мало кто заметил.
Советские издания только–только осмеливались на беседы с американским послом (первым был «Огонек»), но уходили от острых тем. Старков, между тем, сразу обратился к самым спорным вопросам в американо–советских отношениях. Его последний вопрос был связан с тем, что, должно быть, больше всего занимало советского читателя:
— Мы действительно понаставили «жучков» в вашем посольстве? И, если так, вы видели доказательства этого?
— Да, вы сделали это, — ответил я. — И я видел доказательства.
Вопрос редактора и мой ответ были напечатаны дословно. Читателям эта газета нравилась, потому что она задавала те же вопросы, которыми они задавались, и давала прямые ответы.
При всей своей смелости Старков не связывал себя ни с какой политической группировкой. Он с одинаковой охотой помещал интервью и с Лигачевым, и с Сахаровым» В прошлом среди информации, скрывавшейся от общественности, были данные опросов общественного мнения, и, как только опросы сделались регулярными, «Аргументы и факты» предоставили свои страницы для их результатов.
Октябрьская заметка, сообщившая, что читатели «Аргументов и фактов» считают Сахарова самым популярным политическим деятелем в стране, разъярила Горбачева. Сражаясь с партийными консерваторами за более открытый политический строй, он считал всякое умаление своей роли руководителя и всякое сомнение в своей популярности вероломством. Горбачев немедленно, 13 октября, созвал ведущих редакторов, журналистов и писателей в Центральный Комитет и отругал их за подрыв перестройки. [59]
59
14 октября «Правда» сообщила о состоявшейся встрече, но не привела никаких высказываний Горбачева. Более обстоятельный отчет впоследствии появился в статье Егора Яковлева «Задержать маятник — остановить часы» («Московские новости» № 43 от 22 октября 1989 г., с. 43).
На следующий день Старков был вызван в Центральный Комитет к Медведеву, который потребовал, чтобы тот ушел с поста редактора «Аргументов и фактов» и согласился на другую работу. На выбор ему было предложено стать редактором издающегося в Праге на советские деньги журнала либо бюллетеня Верховного Совета, где Старков оказался бы под присмотром Лукьянова.
Традиционно подобное требование секретаря ЦК КПСС, ответственного за прессу, не оспаривалось, однако Старков отказался тихо уйти и вынес вопрос на собственную редколлегию, которая поддержала его 47 голосами против 2. Формально вопрос о его работе решался не партией, а обществом «Знание», совет директоров которого собирался крайне редко.
Несколько недель Старков и реформаторы, которые многое поставили на свободу слова, с волнением ожидали, какие последуют шаги, чтобы вынудить его уйти. Ничего не последовало. Горбачев, очевидно, решил не усугублять дело. И все же этот случай убедил советских интеллектуалов, что им необходима законная защита от подобных притязаний, и в результате ими была начата кампания за законодательство, гарантирующее редакторскую независимость от контроля Коммунистической партии.
Хотя Горбачеву и не удалось настоять на своем, он совершенно напрасно создал себе врага. Старков был одним из сильнейших сторонников перестройки и продолжал поддерживать реформы, но он так никогда и не простил Горбачеву попытку уволить его. В 1992 году Старков предупреждай меня: «Если вы поставите гласность в заслугу Горбачеву, вы оскорбите всех нас, кому приходилось воевать с ним, добиваясь гласности. У нас заспиной всегда маячил Центральный Комитет, до самого августа 1991 года. Горбачев не давал нам гласности. Мы взяли ее».
Я спросил, считает ли он, что Горбачев действительно намеревался устранить его или просто хотел его припугнуть. Старков был абсолютно уверен, что Горбачев хотел вышвырнуть его.
— Тогда почему он этого не сделал? — спросил я. — Наверняка ведь смог бы, если настоял на своем.
— Нет, не смог бы, — ответил Старков. — Все изменилось.
Я не стал спрашивать, кто обеспечил эти изменения, поскольку было ясно: поведение Горбачева в 1989 году так подействовало на сознание Старкова, что оно не восприняло бы подобной иронии.
Прибалты наседают
Судя по результатам, резолюции по «национальному вопросу», принятые пленумом партии в сентябре, и суровое августовское заявление Центрального Комитета скорее придали прибалтам сил, нежели обескуражили их. В течение осени и зимы движение независимости во всех трех странах набирало силу, и едва ли проходил день без какого–либо выступления или контрвыступления.
К концу 1989 года литовцы перехватили у эстонцев лидерство среди движущихся в одном направлении трех стран, хотя и применяли другую тактику.