Смерть консулу! Люцифер
Шрифт:
— В Париже! Одна, без родных!
— Граф Вольфсегг с нами...
Антуанета изменилась в лице. Глаза приняли мрачное, недовольное выражение.
Эгберт остановился в замешательстве. Его молчание ещё более раздражило Антуанету.
— Дядя и мать, по-видимому, забыли о моём существовании. Разве я совершила какое-нибудь преступление, оставшись в Париже! При своей исключительной, чисто немецкой любви к отечеству они преувеличивают вину мою и моего брата. Между тем тысячи людей сделали то же. Так поступил и дядя на Ваграмском поле: он покорился сильнейшему.
— Но он не захотел протянуть ему руку в знак примирения.
— Может быть, вы требуете от меня раскаяния?
— Я ничего не требую, но только хочу объяснить поступок графа Вольфсегга.
— Как его здоровье?
— Он здоров, но пал духом.
— Вы с Магдаленой скорее, чем кто-нибудь, можете утешить его и возвратить ему надежду на лучшее будущее. Не краснейте. Я знаю тайну моего дяди.
— Ничто не заставит его забыть вас, графиня Антуанета.
— Мне, вероятно, опять придётся огорчить его. Вы наш общий друг, и потому я желала бы узнать ваше мнение... Меня хотят выдать замуж за маркиза Цамбелли...
Она ждала удивления и неудовольствия со стороны Эгберта, но вместо этого она увидела выражение ужаса на его лице.
— За маркиза Витторию Цамбелли! Кто же может настаивать на этом браке?!
— Тот, чья воля всесильна, — император Наполеон!
— Он не может требовать этого! Какой бы он ни был тиран, он, вероятно, не желает вашего бесчестия!
— Если бы Наполеон слышал эту фразу, то назвал бы вас безумным немцем. Он не видит ничего бесчестного в том, что фрейлина его супруги выйдет замуж за его фаворита. Напротив того, он думает осчастливить её этим браком.
— Но это невозможно. Император не знает, что этот человек убийца Жана Бурдона! Ваши родные должны вмешаться в это дело. Граф Вольфсегг, наконец я сам — явимся против него свидетелями на суде.
Волнение Эгберта сообщилось Антуанете. Он говорил таким уверенным тоном, что трудно было усомниться в истинности его слов. Если обвинение будет доказано, то Антуанета могла не только отказаться от ненавистного брака, но ещё сказать Наполеону: «Вот твои любимцы! Ты хотел отдать меня вору и убийце!..»
Но прежде чем сказать это, она должна узнать дело до мельчайших подробностей. Эгберт едва успевал отвечать на её вопросы.
— Тише, нас подслушивают, — сказала вполголоса Антуанета. — Я слышала шорох в кустах.
Эгберт начал прислушиваться. Ему тоже показалось, что кто-то пробирается в кустарнике. Он оглянулся и увидел худощавую женскую фигуру в коричневом платье, которая тотчас же скрылась за поворотом аллеи; он не мог её разглядеть, но фигура показалась ему знакомой.
«Неужели это Кристель! — подумал он с беспокойством. — Как она могла попасть сюда?»
— Это, вероятно, какая-нибудь нищая, — сказала Антуанета, спокойным голосом.
Эгберт не счёл нужным сообщать о своей догадке Антуанете и продолжал прерванный разговор, но мысль о Кристель не покидала его. Она исчезла из его дому в тот самый день, когда он видел в последний раз Цамбелли в Шёнбрунне. Сама ли она добровольно последовала за ним, или была увезена им насильно? Все попытки отыскать пропавшую девушку окончились полной неудачей. Если он не ошибся и это была действительно Кристель, то, вероятно, Цамбелли до сих пор держит её при себе из предосторожности, как свидетельницу или участницу его преступления.
Эгберт с беспокойством думал о том, что Кристель, вероятно, слышала весь его разговор с Антуанетой и поспешит передать его Цамбелли, который таким образом успеет принять меры и приготовиться к нападению. В случае открытой борьбы все шансы на успех будут на его стороне.
Они подошли к повороту аллеи.
— Позвольте мне проститься с вами, графиня, — сказал Эгберт. — Магдалена давно ожидает меня.
— До свидания, — ответила Антуанета, протягивая ему руку.
— Могу ли я сообщить графу Вольфсеггу о нашей встрече?
— Если вы уверены, что он примет это известие благосклонно...
Говоря это, Антуанета вскрикнула и отскочила в испуге. Перед нею стояла бледная, исхудалая девушка с распущенными волосами и чёрными сверкающими глазами.
— Ты хочешь выйти за него замуж! — проговорила она с яростью, хватая за руку Антуанету. — Из-за тебя он бросил меня, бил как собаку! Ты...
Антуанета делала напрасные усилия, чтобы освободиться от костлявых пальцев, судорожно сжимавших её правую руку.
— Кристель, опомнись! — воскликнул Эгберт, взяв её за плечо.
Но она не обратила на него никакого внимания и ещё крепче вцепилась в руку своей соперницы.
Антуанета, смущённая приключением, которое грозило обратить внимание публики, так как уже несколько любопытных спешило к ним с разных сторон, сняла дорогой браслет со своей руки и подала его Кристель.
Но та с пренебрежением бросила на землю богатый дар.
— Ты не откупишься от меня! Я не отстану от тебя! Ты не выйдешь за него замуж!.. — кричала Кристель.
Эгберту удалось наконец освободить Антуанету.
— Кристель, — сказал он, наклоняясь к ней, — вспомни мельницу Рабен!
Громкое рыдание вырвалось из груди обезумевшей девушки. Она со стоном упала на землю; у неё начались судороги.
Антуанета воспользовалась этим моментом и убежала от жалкого зрелища мучений, которые она могла только усилить своим присутствием.
Вокруг Кристель собралась мало-помалу большая толпа. Тут были и подёнщики, работавшие в саду, гуляющая и праздношатающаяся публика, молодые женщины, старухи и уличные мальчишки.