Смерть королей
Шрифт:
Многое из того, о чем я говорил, было правдой. Я смотрел на кентский строй, на щиты, копья, топоры и мечи. Я видел обеспокоенные, испуганные лица.
— Я Утред Беббанбургский, — вскричал я, — вы знаете, кто я такой и кого я убил. Вы будете сражаться бок о бок со мной, все что мы должны сделать — загнать вероломного врага в угол, пока не придет наш король. Он уже идет!
Я надеялся, что это было правдой, если же нет, этот день станет днем моей смерти.
— Он близко, — кричал я, — когда он подойдет, мы убьем датчан, подобно тому как волки режут ягнят. Ты! — я указал на священника. — Ради чего мы сражаемся?
— Ради креста, господин, — ответил он.
— Громче!
— Ради креста!
— Осферт! Где твое знамя?
— У меня, господин! — прокричал Осферт.
— Тогда позволь нам увидеть его! — я подождал, пока крест Осферта не окажется впереди, в центре нашего строя.
— Вот наше знамя! — закричал я, указывая мечом на обуглившийся крест и надеясь, что мои боги простят меня.
— Сегодня вы сражаетесь за своего Бога, свою страну, своих жен и за свои семьи, потому что если вы потерпите поражение, — я снова остановился, — если вы потерпите поражение, все это навсегда исчезнет!
И у меня за спиной, от домов у реки, начался грохот. Датчане колотили копьями и мечами о щиты, выбивая музыку битвы, шум, ослабляющий храбрость воинов, и настало время спешиться и занять свое место в стене из щитов.
Стена из щитов.
Она пугает — нет места страшнее. Это место, где мы умираем и побеждаем, и где создаем репутацию. Я коснулся молота Тора, моля, чтобы Эдвард приближался, и приготовился к битве.
В стене из щитов.
Я знал, что датчане попытаются обойти нас с тыла, но на это уйдет какое-то время. Им надо было либо обойти топь, либо проложить путь через болото, ни то, ни другое невозможно было сделать менее чем за час или, возможно, два.
Я отправил гонца в обратный путь с приказом найти Эдварда и настоятельно поторопить его, так как только его войска могли помешать датчанам взять нас в кольцо.
Если датчане попытаются окружить нас, им захочется удерживать меня на месте, значит, я мог ожидать атаку спереди, пока остальная часть их войска искала бы способ, как добраться до нашего арьергарда.
А если Эдвард не придет?
Тогда я умру, тогда пророчество Эльфадель сбудется, тогда кто-нибудь будет хвастать, что он убил Утреда.
Датчане приближались медленно. Воинам не по вкусу стена из щитов. Они не мчатся в объятия смерти.
Ты смотришь вперед и видишь перекрывающиеся щиты, шлемы, блеск топоров, копий и мечей, и знаешь, что должен вплотную подойти к этим клинкам, к месту смерти, и требуется время, чтобы набраться мужества, разгорячить кровь, позволить безумству одержать верх над осторожностью. Вот почему воины напиваются перед битвой.
У моих людей не было ни эля, ни медовухи, но у кентских войск их было достаточно, и я видел, как датчане передавали вдоль строя мех.
Они по-прежнему колотили оружием по ивовым щитам, и начинало светать, на морозную землю ложились длинные тени. Я видел поскакавших на восток всадников и знал, что они ищут способ обойти мой фланг, но я не беспокоился из-за них, моего войска было достаточно, чтобы противостоять им. Я должен был сдерживать датчан спереди, пока не подойдет Эдвард, чтобы убить тех, кто позади.
Вдоль нашего строя ходили священники. Воины преклоняли перед ними колени, и священник клал им на язык щепотку грязи.
— Сегодня день святой Лючии, — обратился к воинам один из священников. — и она ослепит врага! Она защитит нас! Преподобная святая Лючия! Молитесь святой Лючии!
Дождь прекратился, хотя большая часть зимнего неба была все еще покрыта облаками, под которыми сверкали вражеские знамена. Летящий ворон Сигурда и разбитый крест Кнута, олень Этельволда и вепрь Беортсига, череп Хэстена и чудище Эорика.
Во вражеских рядах были и менее значительные ярлы, и у них тоже были свои символы: волки и топоры, и быки, и ястребы. Их воины выкрикивали оскорбления и колотили оружием по щитам, и медленно продвигались вперед, на несколько шагов разом.
Саксов и восточных англов вражеской армии воодушевляли священники, а датчане выкрикивали имя Тора или Одина. Мои воины стояли в основном молча, хотя, думаю, они скрывали свой страх за шутками. Сердца стучали быстрее, мочевые пузыри опорожнялись, мышцы дрожали. Это была стена из щитов.
— Помните! — кричал священник из Кента. — Она была так преисполнена святым духом, что двадцать человек не могли сдвинуть ее! Они привязали ее к упряжке быков и все равно не могли сдвинуть с места!
Так должны стоять и вы, когда придут язычники! Неподвижно! Преисполненные святым духом! Сражайтесь за святую Лючию!
Всадники, уехавшие на восток, исчезли в утреннем тумане, просачивавшемся с болот. Врагов было так много, целая орда, смертоносная орда, и они подошли еще ближе, на сотню шагов, и всадники скакали впереди тесно спаянной стены из щитов и подбадривали ее криками.
Один из всадников свернул к нам. На нем была блестящая кольчуга, толстые браслеты и сверкающий шлем, а его конь был великолепен, только что вычищен и намазан маслом, сбруя сверкала серебром.
— Вы умрете! — крикнул нам всадник.
— Если хочется пердеть, — крикнул я в ответ, — поезжай на свою сторону и выкури всех своей вонью.
— Мы изнасилуем ваших жен, — отозвался человек. Он говорил по-английски. — Мы изнасилуем ваших дочерей!
Я был рад, что он рассказал о том, на что надеется, потому что это только воодушевило бы моих людей на битву.
— Кем была твоя мать? — крикнул он. — Свиноматкой?
— Если вы сложите оружие, — прокричал человек, — мы вас пощадим! — он развернул лошадь, и я узнал его. Это был Оскитель, один из командиров Эорика, устрашающе выглядящий воин, с которым я встречался на лунденской стене.