Смерть Ленро Авельца
Шрифт:
Уверена, у новой Организации и у нашего нового генсека, у Тэкеры Акиямы и её команды хватит политической воли сделать то, что необходимо. <…>
02. Я привыкла иметь дело с обманщиками и лжецами. Для моей семьи ложь, обман и предательство в порядке вещей. Мы с Саидом выросли среди них. В наследственной, глубоко традиционной семейной паранойе. Когда многие поколения сохраняют одно из крупнейших состояний мира – избежать ревности, зависти, недоверия, предательства и даже заказных убийств невозможно. <…>
Мы не питали ненависти к нашему деду, Нассефу Савирису. Отец его не любил, но эти причины лежали в детстве, я думаю, они понятны и так. Старший ребёнок – отец родился, когда дед сам был ещё молод. Отец конфликтовал с ним, но, несмотря на споры, у них был принцип: они оставались честны друг с другом. Поэтому Нассеф считал отца наследником. Братья и сёстры отца ему завидовали. И нам, его детям, тоже. Нас настраивали против отца – и наши родственники, и даже сам Нассеф.
Особенно в раннем детстве, во время наших с дедом долгих совместных прогулок по садам дома в Эр-Рияде, Нассеф часто жаловался нам на отца. Я не поддавалась, а вот Саид был восприимчив. Он ругался с отцом и принимал сторону Нассефа в спорах. Вообще, у нас с Нассефом установилась особая связь. Это Нассеф настоял, чтобы мы учились в Аббертоне – а отец не хотел нас отпускать. Мы были благодарны деду: годы, проведённые в Аббертоне, мы вспоминали как счастливые… возможно потому, что провели их вдали от семьи.
<…> Но мы с рождения знали, что делом нашей жизни будет «S-Group». Отец порой интересовался, осознаём ли мы, что у нас есть выбор, и мы согласно кивали; но выбора у нас не было. Мы не видели для себя иного пути. Даже в Аббертоне, вдали от дома, мы идентифицировали себя не со страной, а с компанией. <…>
03. Не знаю, была ли гибель отца несчастным случаем. В тот день в Сане митинговали рабочие принадлежавшей нам «Факихи-Йемен», и отец поехал разбираться. За рулём машины был не его водитель, его в тот день сменил человек из офиса Нассефа. Он выжил в аварии, Нассеф выплатил ему компенсацию и уволил, но как только Саид захотел встретиться с ним, его внезапно нашли мёртвым – якобы бытовая ссора. Отцу требовалась печень – в Сане нашёлся донор, но Нассеф не доверял местным врачам и прислал своих специалистов из Эр-Рияда. Пока они летели, прошло время. Пока сделали новое заключение, прошло ещё больше времени.
Наконец врачи Нассефа – из королевской медицинской службы саудитов – нашли печень в одной из клиник «ХамМед» («Хам» – сокращение от «Хаммид»). Её срочно доставили в Сану, тем же бортом к отцу летела я. Саид находился на переговорах в Триполи. Но мы были уверены, что отцу ничего не грозит: он пережил аварию, а пересадка – достаточно рутинная операция. Тем более, орган есть… и он не подошёл. Отец скончался спустя сорок восемь минут, в жутких мучениях. Я видела. И я подозреваю, что в донорском органе содержался яд. Они просто пересадили ему отравленный орган, который его убил, – это было не простое отторжение. У него сразу началась лихорадка, врачи заметались, потом решили извлечь печень, но главный сказал, что слишком опасно, и тогда они стали бомбардировать его иммуносупрессорами. Я думаю, орган был заражён. <…> Он скончался в судорогах. <…>
Я сопровождала тело в Эр-Рияд, я готовила его к похоронам. Нассеф объявил траур в семье, и я, если отца убили, не стану торопиться с выводами и подозревать его первым. У нас, как я и сказала, было достаточно пауков в семье. <…>
Но после смерти отца мы с Саидом поговорили начистоту. Впервые после Аббертона – откровенно. Мы задали друг другу главный вопрос: теперь, когда нет отца, куда дальше пойдёт «S-Group»? И кто её поведёт? <…>
04. Саид считал, Нассеф ведёт компанию в тупик. <…>
Как и отец, Саид видел «S-Group» не просто ТНК, а международным актором, частью глобального порядка, частью системы, которую строит Организация. Огромной ТНК, раскинувшейся на шесть континентов, способной влиять на мировую политику и менять её, а не работать кошельком для саудитов. <…>
Нассеф – видимо, сказывался возраст и память о неспокойных временах – не верил в Организацию и глобальный порядок. В его представлении Аравийский альянс был кораблём, на котором мы шли сквозь шторм. За него нужно держаться, за землю, окопаться в реальном секторе, сидеть на финансовых потоках теократий и защищать стабильное будущее. <…> Он тормозил развитие компании, он считал, что новый кризис очень скоро покончит с Организацией, и не хотел, как он выражался, «садиться на „Титаник“».
А Саид мыслил эпохами. Да, это всё Аббертон, наш родной дом, где требовали такого «глобального мышления», требовали «проектов». Саид хотел возвести новые города в песках Аравии, примирить евреев и арабов, в Сахаре построить космодромы… Он хотел проникнуть в Китай – свергнуть господство «Сан Энерджи», забрать себе проект «Лазарь» и восстановить экосистему <…>.
Увеличить оборот компании на десять процентов – не цель в его понимании. Какой смысл, имея пятьдесят миллиардов, стать богаче на пять? Восстановить Китай, спасти миллиард человек – вот задача для семьи Савирис!..
05. Саид вышел на Ленро Авельца в спокойное время, ещё до Шанхая.
Он тогда руководил комитетом по религиям в Генассамблее. Говорили, он близок к шефу ОКО, генералу Уэллсу. Считалось, Авельц лоялен к нему, а не к генсеку Мирхоффу. Ходили слухи – правда, неподтверждённые, – что отношения Авельца и Уэллса выходят за рамки рабочих, что они близкие друзья и что Авельц женится на дочери Уэллса. Предполагали, что если выборы генсека выиграет преемник Мирхоффа, то в новой администрации Авельца ждёт высокий кабинет.
Отчасти Саид решил завязать с ним отношения по этой причине. Но были и другие.
Во-первых, нам было доподлинно известно, что «Сан Энерджи» в своё время пыталась подкупить Авельца и потерпела неудачу. То ли Авельц запросил слишком много, то ли «Сан Энерджи» наступила ему на мозоль. (Ленро унаследовал состояние, по самым скромным подсчётам оцениваемое в четыре миллиарда долларов. Не «маленькое предложение», а это сделало его неподкупным. У них с «Сан Энерджи» не было «разногласий», он их просто послал.)
«Сан Энерджи» в числе лоббистов имела и генсека Мирхоффа, и его первого зама Керро Торре, и спикера Генассамблеи, и добрую половину администрации. Один только Авельц отказался перейти на её сторону. Он представлялся нам естественным союзником.
Ну, а во-вторых, он… был нашим. Это трудно объяснить тем, кто не учился в Аббертоне, но воспитание там добавляет ген. Может, это из-за того, что мы происходим из одной социальной прослойки, живём в одном мире, в «мире поверх границ». Мы все очень разные, но мы понимаем друг друга. Расставляем в речи похожие акценты. С этой точки зрения, конечно, Авельц был нашим человеком.