Смерть — мое ремесло
Шрифт:
Как я ни старался, голос мой прозвучал неестественно. Я исподлобья взглянул на Эльзи - глаза ее были опущены, лицо не отражало ничего. Разговор снова заглох. Кельнер взглянул на Эльзи и сказал:
– Прекрасная страна - Франция, сударыня.
– Коньяку, штандартенфюрер?
– бесстрастным голосом спросила Эльзи.
– Только немного, сударыня. Коньяк надо смаковать...
– он поднял руку, - как французы. Медленно, маленькими глотками. Наши дубы, небось, глушат его там стаканами.
Он засмеялся, как мне показалось, через силу, затем взглянул на меня, и я понял, что ему не терпится уйти.
Эльзи налила Кельнеру коньяку, потом до половины наполнила мою рюмку.
– Спасибо, Эльзи, - поблагодарил я.
Она не подняла головы. Снова наступило молчание.
– У "Максима" 1, - нарушил его Кельнер, - подают коньяк в больших рюмках, расширяющихся у основания... вот таких...
1 Фешенебельный ресторан в Париже.
Он обрисовал в воздухе двумя руками форму рюмки. Никто не реагировал на его рассказ, и он смущенно продолжал:
– Замечательный город Париж, сударыня. Должен признаться...
– он усмехнулся, - что я иногда завидую господину Абецу...
Он поговорил еще несколько минут о "Максиме" и Париже, затем встал и откланялся. Я заметил, что он даже не допил свой коньяк. Мы оставили Эльзи в гостиной, я вышел вместе с Кельнером и усадил его в машину.
Машина тронулась, и я пожалел, что не захватил фуражку - я бы тоже уехал.
Медленно поднявшись на крыльцо, я толкнул входную дверь и бесшумно прошел в коридор. С удивлением я заметил, что фуражки моей на столике нет.
Я открыл дверь кабинета и, пораженный, остановился. Эльзи стояла в кабинете, опираясь на спинку стула, прямая, бледная. Я машинально затворил за собой дверь и осмотрелся. Фуражка моя лежала на столе.
Прошла почти минута, я взял фуражку и повернулся к двери.
– Рудольф, - сказала Эльзи.
Я обернулся к ней - взгляд ее испугал меня.
– Так вот чем ты занимаешься!
Я отвернулся.
– Не понимаю, о чем ты говоришь.
Я хотел уйти и на этом оборвать разговор, но остался, застыл на месте, словно парализованный. Я не смел даже взглянуть на нее.
– Так значит, - проговорила она тихим голосом, - ты их отравляешь!.. И этот отвратительный запах - это они!
Я открыл рот, но не смог выдавить из себя ни слова.
– А эти трубы!
– продолжала она.
– Теперь мне все ясно.
Не подымая глаз, я сказал:
– Разумеется, мы сжигаем мертвецов. В Германии всегда сжигали трупы, ты хорошо это знаешь. Наконец, это просто гигиенично. Что же тут возражать... Тем более во время эпидемий.
– Лжешь! Ты отравляешь их!
– крикнула она.
Я удивленно поднял голову.
– Я лгу? Эльзи! Как ты можешь?
Не слушая меня, она продолжала:
– Мужчин, женщин, детей... всех без разбору... Голыми... И дети, словно маленькие обезьянки...
Я выпрямился.
– Не понимаю, что ты тут несешь!
Я с трудом заставил себя двинуться, повернулся, сделал шаг к двери, но Эльзи с поразительной живостью опередила меня и загородила дорогу.
– Ты!
– воскликнула она.
– Ты!
Она вся дрожала. Ее широко раскрытые сверкающие глаза впились в меня.
– Ты думаешь, мне это нравится?..
– крикнул я.
И в тот же миг стыд волной захлестнул меня - я предал рейхсфюрера, открыл жене государственную тайну.
– Значит, это правда!
– крикнула Эльзи.
– Ты убиваешь их!
– И с воплем она повторила: - Ты их убиваешь!
С быстротой молнии я схватил ее за плечи и зажал рот ладонью:
– Тише, Эльзи! Прошу тебя, тише!
Она заморгала, высвободилась, и я отнял руку. Мы замерли на минуту, настороженно ловя каждый звук в доме. Мы стояли неподвижно, безмолвно, как соучастники.
– Мне кажется, фрау Мюллер вышла, - тихо проговорила Эльзи своим обычным голосом.
– А служанка?
– Она в подвале, стирает белье. А дети спят после обеда.
Еще минуту мы молча прислушивались, потом она повернула голову, посмотрела на меня и вдруг словно вспомнила, кто я. Лицо ее снова выразило отвращение. Она прислонилась спиной к двери. Ценой огромного усилия я произнес:
– Послушай, Эльзи. Ты должна понять. Это только нетрудоспособных. У нас не хватает для всех пищи. Гораздо лучше для них...
Ее жесткие, непреклонные глаза не отрываясь смотрели на меня. Я продолжал:
– ...Что с ними так поступают... чем предоставить им умирать с голоду.
– И это все, что ты мог придумать?
– шепотом спросила она.
– Но ведь это не я! Я тут ни при чем! Это приказ!..
– Кто мог дать такой приказ?
– с отвращением воскликнула она.
– Рейхсфюрер.
Сердце мое опять тревожно сжалось - я снова предал его.
– Рейхсфюрер!
– воскликнула Эльзи.
Губы у нее задрожали, и она тихо прошептала:
– Человек... к которому наши дети так доверчиво льнули! Но почему? Почему?
Я пожал плечами.
– Тебе не понять. Это чересчур сложно для тебя. Ведь ты знаешь, евреи наши главные враги. Это они развязали войну. Если мы не уничтожим их теперь, то позже они уничтожат немецкий народ.
– Что за глупости!
– с удивительной живостью возразила она.
– Как они смогут нас уничтожить, раз мы выиграем войну?
Я, пораженный, смотрел на нее. Никогда это не приходило мне в голову. Я не знал, что и думать. Помолчав, я отвернулся и сказал: