Смерть — мое ремесло
Шрифт:
– Поразительно, - с гортанным смешком проговорил Бетман.
– Они должны бы почитать для себя за честь...
В это время вошли дамы. Мы поднялись, и все сели за стол. Хагеман выбрал место рядом с фрау Зецлер.
– Если позволите... я воспользуюсь тем, что вы сегодня... так сказать, соломенная вдова... и... поухаживаю за вами...
– Если я сегодня вдова, то это вина начальника лагеря, - сказала фрау Зецлер и мило погрозила мне пальчиком.
– Да нет же, дорогая фрау, я тут ни при чем, - проговорил я.
– Просто так совпало, что сегодня вечером дежурство вашего мужа.
– Он явится еще до полуночи, - сказал Хагеман.
Эльзи и фрау Мюллер обнесли гостей бутербродами и прохладительными напитками. Разговор не клеился, и фрау Хагеман села за рояль. Мужчины сходили за своими инструментами, которые они оставили в передней. В гостиной зазвучала музыка.
Через полчаса сделали перерыв. Подали пирожные, печенье. Заговорили о музыке - и Хагеман рассказал несколько анекдотов из жизни великих музыкантов. В половине двенадцатого я послал фрау Мюллер разбудить детей. Через несколько минут мы увидели их за большой стеклянной дверью, отделявшей гостиную от столовой. Они сидели вокруг стола, торжественные и заспанные. Мы полюбовались ими немного сквозь занавески на двери, и фрау Зецлер, у которой не было детей, с волнением произнесла: "Ах! Какие они милые!"
Без десяти двенадцать я пошел за ними в столовую. Они обошли гостиную, вежливо здороваясь с гостями. Затем появились прислуга и фрау Мюллер, неся большой поднос с бокалами и двумя бутылками шампанского. "Шампанским мы обязаны Хагеману", - сказал я. Веселый гомон раздался в ответ, и лицо Хагемана расплылось в улыбке.
Когда роздали бокалы, все встали. Эльзи погасила люстру, зажгла елку, и мы окружили ее в ожидании торжественной минуты. Наступила тишина. Не отрывая глаз, все смотрели на звездочки на елке. Я почувствовал вдруг маленькую ручку в своей левой руке - это был Франц. Я наклонился и сказал ему: "Сейчас будет очень шумно - все хором запоют".
Кто-то осторожно потянул меня за рукав. Обернувшись, я увидел фрау Мюллер. Она шепнула мне:
– Вас вызывают к телефону, господин комендант.
Я велел Францу пойти к матери и незаметно отошел от елки.
Фрау Мюллер открыла мне дверь гостиной и исчезла на кухне. Я заперся в кабинете, поставил свой бокал на письменный стол и взял трубку.
– Господин штурмбанфюрер, - произнес голос в трубке, - у телефона унтерштурмфюрер Луек.
Голос доносился издалека, но слышно было хорошо.
– Ну?..
– Господин штурмбанфюрер, я позволил себе побеспокоить вас, так как дело очень серьезное...
Я повторил с раздражением:
– Ну?
Наступила пауза, затем далекий голос произнес:
– Оберштурмфюрер Зецлер умер.
– Что?
Голос повторил:
– Оберштурмфюрер Зецлер умер.
– Говорите толком. Он мертв?
– Да, господин штурмбанфюрер.
– Вы дали знать лагерному врачу?
– В том-то и дело, господин штурмбанфюрер... Это такой странный случай... Я не знал, должен ли...
– Я выезжаю, Луек. Ждите меня у входа в лагерь.
Я повесил трубку, вышел в переднюю и открыл дверь на кухню. Дитс вскочил, прислуга и фрау Мюллер бросили на меня удивленный взгляд.
– Едем, Дитс.
Дитс стал натягивать шинель.
– Фрау Мюллер!
– позвал я и сделал ей знак следовать за мной.
Она догнала меня в кабинете.
– Фрау Мюллер, я вынужден поехать в лагерь. Когда я уеду, предупредите мою жену.
– Хорошо, господин комендант.
Услышав в передней шаги Дитса, я взял ремень, накинул шинель и схватил фуражку. Фрау Мюллер не сводила с меня глаз.
– Плохие известия, господин комендант?
– Да.
На пороге кабинета я обернулся.
– Предупредите жену незаметно.
– Хорошо, господин комендант.
Я прислушался: в гостиной царила полная тишина.
– Почему же они не поют?
– Наверное, ждут вас, господин комендант.
– Скажите жене, чтобы меня не ждали.
Я быстро прошел в переднюю, сбежал по ступенькам крыльца и вскочил в машину. Снег уже не шел - ночь была морозной.
– Биркенау!
Машина тронулась. Немного не доезжая до сторожевой вышки, я зажег в машине свет. Часовой растворил ворота, опоясанные колючей проволокой, беспокойно оглядываясь на караульное помещение. До меня донеслись взрывы смеха, пение.
Громадный силуэт Луека выступил навстречу мне из темноты. Я приказал Луеку сесть в машину.
– Он в комендатуре, господин штурмбанфюрер. Я...
Я положил руку ему на плечо, и он замолчал.
– В комендатуру, Дитс!
– Что касается караулки, - сказал Луек, - то прошу прощения... По случаю праздника... я не счел нужным... Конечно, непорядок...
– Ничего...
У комендатуры я вышел и велел Дитсу ждать меня около сторожевой вышки. Машина отъехала, и я обратился к Луеку:
– Где он?
– Я перенес его в кабинет.
Я взбежал по ступенькам, поспешно прошел коридор - дверь кабинета Зецлера была заперта.
– Разрешите, господин штурмбанфюрер, - сказал Луек, - я счел необходимым запереть дверь.
Он открыл кабинет, и я зажег свет. Зецлер лежал на полу. Глаза у него были чуть приоткрыты, лицо - умиротворенное. Казалось, он спит. С первого взгляда я понял, что вызвало его смерть. Закрыв дверь, я опустил штору на окне и сказал Луеку:
– Слушаю вас.
Луек встал навытяжку.
– Минутку, Луек.
Я сел за письменный стол Зецлера и вставил лист бумаги в пишущую машинку.
– В одиннадцать часов, выходя из комендатуры, я услышал, что в гараже номер два на медленном ходу работает автомобильный мотор...
– Не спешите...
Он выждал несколько секунд и продолжал:
– ...Железная штора была спущена и закрыта... Я сначала как-то не обратил на это внимания... и зашел в столовую выпить стакан вина...