Смерть на горячем ветру
Шрифт:
— Но не от землетрясений такого рода, черт побери!
— А, вы об этом слышали? Видите ли, Кэртис, даже если бы Колстон был прав, его бы, наверное, стоило заставить молчать. Не думаю, что было бы целесообразно сообщить миру, что мы не можем больше доверять земле, по которой мы ходим. По счастью, он ошибался, и такой вопрос не встал.
— Но, послушайте, Колстон был-таки прав. У меня есть доказательства. Они лежат у вас под носом. Посмотрите их!
Пока я, второй раз за день, пытался воззвать к его здравому смыслу, он возился с сигарой, явно нервничая.
— Я
— Убежден! Как вы можете быть убеждены, когда вы не читали его? Прочтите же сейчас!
— Нет, не хочу! Все это абсурдно. Абсурдно и политически опасно. Я приказал Уотчетту изъять не подлежащие разглашению материалы. Это было все, что я мог сделать. Колстон был вне моей юрисдикции.
— Вы не компетентны судить об обоснованности теории. Вы ведь не ученый. Вы не показали ее ни одному специалисту.
— Зачем? Ее заслушала целая сейсмологическая конференция и сочла чепуховой.
У меня волосы встали дыбом.
— Но это вы превратили ее в чепуху!
— Нет, нет! Она была нонсенсом с самого начала.
— Вы изъяли связующие нити между аргументами!
— Естественно. Не мог же я допустить, чтобы сверхсекретная информация о наших ядерных испытаниях дошла до Москвы и Пекина. — Он выпустил кольца дыма и устало добавил: — Сколько вы еще собираетесь тянуть этот мерзкий фарс?
Я предпринял последнюю попытку.
— Сэр Гай, ради бога, выслушайте меня! Говорю вам, теория Колстона обоснована. У меня есть свидетельство этому, данное ведущим сейсмологом Англии. Из него явствует, что сегодня в восемь часов вечера в Лондоне произойдет землетрясение. Просто прочтите доказательства — это все, о чем я прошу.
— А я прошу вас только об одном — уйти, — ответил Рэйнхэм.
Меня трясло. Я почувствовал физическую боль от разлившейся в животе желчи. Мой мозг был изнурен битьем головой об стену, которой оказалась тупость Рэйнхэма.
— Старый глупец! — вышел я из себя. — Вы не станете слушать. Вы вбили себе в голову, что Колстон сумасшедший, и не сдвинетесь с этого, не станете смотреть доказательства обратного. Вас не прошибешь фактами. И, черт возьми, вы «доказываете» свою точку зрения реакцией ученых на документ, вами же и сфальсифицированный.
В его глазах загорелись злые огоньки.
— Вы поступаете, как расист, который держит негра в нищете, болезнях и страхе, а затем «доказывает», что тот дикарь, когда последний восстает. Как французские колонисты в Алжире, сопротивлявшиеся будущему, пока их не выкинули из истории в крови и мучениях. Вы смотрите через плечо в Золотой Век, который никогда не существовал, а из-за этого мы погибнем.
— Убирайтесь! — побледнел Рэйннхэм.
— О, я ухожу, — сказал я с глубоким вздохом. — И видит бог, когда я с вами покончу, ваше имя будет втоптано в грязь. Читатели «Телеграм» узнают всю эту отвратительную историю. Они со свистом прогонят вас из вашего кресла. — Никогда в жизни я не чувствовал себя таким беспомощным и униженным, и, зажмурившись, я нанес удар в самую болезненную точку:
— И они также узнают, что ваш сын погиб как трус! Сверкая глазами, он вскочил на ноги.
— Вы возьмете свои слова обратно, Кэртис!
— Он погиб в двадцати метрах от своей жены, на террасе отеля. Маргарет спас незнакомец. У меня есть заверенные показания спасенных и спасателей. Я отвечаю за свои слова.
Его губы беззвучно шевелились, а ноздри побелели от ярости. Но на какой-то момент показалось, что я победил. Мне хотелось верить, что забота о сохранении доброго имени семьи перевесит в нем глупость.
— Теперь вы прочтете эти бумаги и станете действовать? Он перевел взгляд на меня.
— Вы жестокий и злой человек, Кэртис. Не понимаю, чем я вызвал такую вашу враждебность по отношению ко мне. Всю свою жизнь я работал ради одной-единственной вещи: ради интересов моей страны. Я хочу восстановления ее былой власти и величия. Разве это недостаточная цель? — Взмахом руки он отмел возможные возражения. — И сегодня, когда, кажется, меня уже должны попросить нести самое ответственное бремя в королевстве, вы пытаетесь уничтожить меня.
Он был невозможен. Он был недоступен для аргументов. Было бы простой тратой времени убеждать его, что я тоже работаю для достижения этой цели, что спор между нами — это спор между мистером Глядящим Назад в Ностальгии и мистером Глядящим Вперед в Надежде. Между Прошлым и Будущим, между Старым и Новым.
Побежденный, я собрал свои бумаги и оставил его предаваться стерильным, опасным, самоубийственным мечтам.
Глава восемнадцатая
Я ощупью вошел в квартиру и рухнул в кресло. Меня подташнивало. Все и так было написано у меня на лице, но я пересказал им содержание разговора. Маргарет хотела броситься к Рэйнхэму, но я удержал ее.
— Его не пронять доводами разума. Это форма сумасшествия или умственная слепота. Она — бич человечества.
— Но что нам теперь делать? — шепотом спросила Маргарет.
Еще до того, как Джон Холт заговорил, я знал ответ; и, зная его, вздрогнул от ужаса.
— Нам остается только одно, и это может сделать единственный человек, — произнес Холт. — Это ты, Иэн. Лондон должен быть оповещен., И ты его оповестишь.
— Нет!
— Да, — твердо сказал Холт.
— О, да, Иэн! Да!
— Они ждут, — продолжал Холт. — Я им сказал, что сэр Гаи выступит перед ними со ступенек дома. Так как он не будет выступать, это должен сделать ты.
— Это единственное решение, — сказала Маргарет.
— Но я недостаточно авторитетен, чтобы выступать! Меня никто не станет слушать.
— Ты заставишь их слушать.
— Я вызову панику!
— Нет, если найдешь правильный подход.
— Но я его не найду! Я не оратор.
— Хорошую историю не нужно хорошо рассказывать. Это слова одного редактора «Телеграм», который не любит красивых фраз.
— Расскажи правду и заклейми дьявола, — вставила Маргарет.
— Заставь людей сдвинуться с места, — заключил Джон Холт.