СМЕРТЬ НАС ОБОЙДЕТ
Шрифт:
Костя прильнул к Сережкиному уху и прошептал одними губами:
— К вечеру будем в Берлине.
— Че скрытничаешь? Счас хоть заорись, никто и ухом не поведет. Вишь, как поезд стучит... А до Берлина еще добраться, надо. Мало ли што в дороге случается!
Костю успокаивает, а у самого кошки на сердце скребут. Разобрал автомат и увлекся его чисткой. Не шмайссер, другой системы! Новый, и патроны крупнее. Бережно перебрал вороненые детали, докапываясь до смысла их взаимодействия. Неопределенностей Сергей не выносил, особенно в знании оружия. Заест оно в бою, не сумеешь на ходу, в считанные секунды, устранить неисправность, сгинешь ни за понюх табаку.
Поезд увеличил скорость, и постук колес слился воедино. Костя листал страницы газеты «Фолькишер беобахтер», позавчерашний номер которой оставил Бломерт, и тоже терялся в догадках, что предпринять. С каждым пролетающим на восток телеграфным столбом уменьшалась надежда собственными силами вернуться к своим.
— Надумал, что будем делать?
— Милай че, да милай че, мил цалует горячо, — бесшабашно пропел Сергей чалдонскую частушку. — Не теряйся. Костя! Не удастся смыться, похерим нашего дружка с компаньонами. Куда дерево подрублено, туда и валится...
Появился Курт и пригласил к обеду. За столом сидели шесть эсэсовских чинов. Встретили равнодушно, но отнеслись внимательно. Передавали Сергею и Косте судки и блюда, помогали накладывать на тарелки, подливали вино. Даже выпив, не разговорились, ограничиваясь односложными фразами. Костя поняли что о братьях Зоммер они наслышаны, относятся как к своим, но покровительственно. Те, кто поел, терцеливо ждали припозднившихся. Первым поднялся оберштурмбаннфюрер, следом вскочили остальные. Бломерт к обеду не вышел…
Пока поезд хищно глотал бесконечные километры в стремительном беге на запад, Сергей прикорнул на диване. Костя без дела маялся в купе и жадно поглядывал на раскрытую пачку сигарет на столике. И закурил бы, да побаивался насмешек сержанта, которого сам без конца уговаривает отказаться от табака. Из внутреннего кармана мундира достал фотографию и еще раз вгляделся в снимок: он и Сережка, как пришибленные, при сверкающих новеньких крестах под руку стоят с танкистским генералом и Бломертом. На обратной стороне надпись: «В память о совместно пережитой смертельной опасности. Штандартенфюрер СС Пауль Бломерт». Повертел, не решаясь порвать, и сунул обратно в карман. Сережка Гертруде подарил карточку, и Костя никак не решит, правильно ли поступил друг...
Лисовский еле успел схватиться за ремень и удержаться на ногах, когда от страшного толчка с дивана слетел Груздев. От взрыва дрогнула земля, испуганно взвыл ошпаренный паровоз, повылетели стекла из окна. По вагону, ровно постукивая, словно прошлись иглой швейной машины. Сергей с силой дернул Костю к себе и свалил на пол. Там, где стоял лейтенант, на уровне груди с равными промежутками, будто по линейке, возникли пулевые отверстия, посыпалась деревянная крошка.
Парни без фуражек и плащей на четвереньках выбрались из купе, скатились с подножки вагона и метнулись к канаве. Пальба усилилась, казалось, она велась со всех сторон. Сергей приподнял голову, хотел осмотреться, как у самого уха свистнула пуля. С невольным уважением подумал об неизвестном стрелке — охотник аль снайпер и решил понапрасну не рисковать. Не щадя новый мундир, по-пластунски, вдыхая острый запах мазута и полыни, переполз к кусту и сбоку, не высовываясь, выглянул.
Короткими перебежками к поезду приближались вооруженные люди под прикрытием ручных пулеметов. «Партизаны! Хана немцам! — обожгла радостная догадка и померкла. — И нам за компанию». Костя неподалеку, лицо сияющее, видать, понял, кто крушение устроил. Метрах в двух от него в канаву влип Бломерт. Перепуган, а портфель держит при себе, не расстается. Стреляет вслепую, боится высунуться. Редкой цепочкой залегли эсэсовцы. С оружием не густо, больше пистолеты, только три автомата вяло огрызаются на партизанские выстрелы.
Сергей трезво оценил обстановку и понял, что партизаны подтягиваются для решительной атаки. Стиснул зубы, сообразив, что ему ничего не остается, как поднять руки, если раньше не убьют. Совесть не позволяла стрелять в нападающих, хотя встреча с ними и грозит верной гибелью.
Послышалось недружное разноголосое «Ура-а!», но в хот же миг с передней платформы дробно ударил тяжелый пулемет. Немец сначала занизил прицел и грязевые фонтанчики россыпью взметнулись перед разрозненной цепью. Партизаны залегли и стали расползаться по флангам, уходя из зоны плотного огня. Кто-то из эсэсовцев, полусогнувшись, метнулся к месту посуше, но его свалил партизанский пулеметчик. В ответ захлопали жидкие пистолетные выстрелы обозленных гитлеровцев.
У выхода из тамбура появился немец-железнодорожник. Он хотел, минуя ступеньки, прыгнуть на землю, но его на лету прошила пулеметная очередь. Здесь угробят — и ногой дрыгнуть не успеешь, вздохнул Сергей, и удивился, заметив, как Костя передвигается поближе к штандартенфюреру. Обеспокоился, не понимая намерений лейтенанта. Портфель? Поляки и без его помощи получат бумаги. Пристре-
лить эсэсовца? Лучше, если он в петле поболтается.
Пополз к Лисовскому, но тут смолк крупнокалиберный пулемет. На мгновение стихла перестрелка, но почти сразу с новой силой забухали карабины, звонко защелкали винтовки, глухо разорвалась граната. Странно видеть, как голова целиком, почти без остатка, уходит в плечи. Бломерт чуть не на половину уменьшился в росте. А Курт червяком ввинчивался в грязь, и на позеленевшем лице безумием светятся глаза. Сейчас раздастся последнее «Ура!» и...
Над полем рваными брызгами взлетела мокрая тяжелая земля, донеслись близкие снарядные разрывы, послышались орудийные выстрелы. Сергей понял: случилось непоправимое. Разрывы пришлись на партизанскую цепь, и поляки, оставляя убитых и раненых, кинулись бежать от дымящихся воронок. В бессильной ярости Груздев сжал кулаки: куда, куда драпают вахлаки? Артиллеристы нарочно поднимают их в рост, выгоняют на открытую местность, чтобы наверняка накрыть убийственным огнем, отсечь от спасительного леса. Вскочил из своего укрытия и увидел немецкую цепь справа, охватывающую партизан и прижимающую их к бронепоезду, который слева изо всей мочи лупит по ним из пушек и пулеметов. Гитлеровцы решили окружить и уничтожить отряд.
Стоял, сжимая автомат, перекатывая желваки на скулах. Потом на что-то решился, поднял Костю и торопливо, не таясь, проговорил:
— Оставайся, да под пули не лезь!
А сам кинулся к железнодорожной насыпи. Бежал вдоль прострелянных пассажирских вагонов к паровозу, парившему из десятков отверстий в котле. По ступенькам вскарабкался на переднюю площадку, перепрыгнул к смолкшему пулемету. Первую платформу с балластом взрывом мины сбросило с рельсов, вторая кренилась с краю насыпи. Из пулеметчиков в живых остался один, да и тот, согнувшись в три погибели, схватился за живот и истошно вопил от боли. Металлические коробки с лентами и гранаты скатились к бортам платформы.