СМЕРТЬ НАС ОБОЙДЕТ
Шрифт:
Последние десятки метров ползли. Рюкзак бросили, мешал движению. Портфель Сергей отдал Лисовскому, а сам вытянул из-под шинели автомат, переложил за пазуху взведенный пистолет. Он не замечал жгучих наскоков ветра, но помнил о руках и непрерывно шевелил пальцами в варежках, не давая им застыть, потерять гибкость. Женевьеве страшно неудобно. Ей сроду не приходилось ползать, и она чувствовала себя лягушкой, распластанной на грязном снегу. Стиснув зубы, сдерживая невольные слезы, старалась не отставать от Сергея.
Костя с трудом передвигал увесистый, налитый тяжестью портфель. Пытался головой толкать его впереди себя, набил шишку об острый край слитка. А тут еще воронки от авиабомб, старые и новые. Видать, аэродром не раз бомбили, если земля вокруг него в крупных оспинах. Но Лисовский в конце концов приспособился. Лег на правый бок, портфель положил на левый, прижал рукой и пополз, будто раненого с поля боя поволок. Не в жилу, но терпимо.
Сергей первым наткнулся на многорядье колючей проволоки. По ту сторону заграждения, чуть не над самой головой, нависла вышка с гнездом для часового, виднелась деревянная лесенка на нее. И с проволокой чудное творится: при сильных порывах ветра искрит вроде трамвайной дуги. Присмотрелся, заметил белые чашечки изоляторов, догадался - пропущен по ней электрический ток. Перевернулся на спину и, нашептывая пересохшими губами, помянул всех святых угодников, каких знал.
Подобрался Костя, дышал со свистом. Полежал, огляделся и в самое ухо каркнул:
— Уходим, пока не рассвело. Перестреляют как зайцев. Сергей криво усмехнулся:
— Извини-подвинься... Зайчишек, паря, запросто на мушку не возьмешь. Они хитрые... — приподнялся осененный внезапной догадкой, осмотрелся, потом толкнул земляка в бок. — Ты понял, почему фрицы в такую рань поднялись? Торопятся самолеты в воздух поднять. Небо-то прояснело! Союзнички, видать, им покоя не дают. Спрячемся в воронку, переждем. А в суматохе им будет не до нас, лишь бы себя спасти... Женька-то совсем запарилась!
Девушка подползла на последнем дыхании. Уткнулась лицом в Сережкину грудь и замерла, еле сдерживая рвущиеся из горла стоны. Он прижал ее к себе, ладонью провел по влажному затылку. Острая жалость кольнула сердце. Женька-то за какие грехи страдает? Еще пристальнее обвел заснеженное поле внимательным взглядом, подыскивая воронку посвежее, чтоб не выделялось в ней их обмундирование, не привлекло внимания охраны. И нашел в двух десятках метров от них. Бомбой выбросило грунт на поверхность земли, образовав высокую бровку по краям округлой ямы. «Подходяще!» — подумал Груздев.
Костя наблюдал, как немцы снаряжают самолеты. Силуэты показались знакомыми. Пригляделся и припомнил плакат, который висел в учебном кабинете. Точно! «Хейнкель-129», двухместный истребитель-штурмовик, пушечно-пулеметное вооружение. Слабее «Ила», но надежная и крепкая машина. Командир эскадрильи майор Горячев в непогодные для полетов дни делал обзорные доклады по типам вражеских самолетов и обращал внимание офицеров на их сильные и слабые стороны. Как-то даже выбрались к соседям, истребителям, знакомились с пленным «хейнкелем». Залезали в кабину, двигали рычагами, нажимали педали, разглядывали доску приборов, знакомились со схемой взаимодействия сложных механизмов...
Вширь расползлась на востоке бледно-розовая полоса, светлыми пятнами проступили дачные домики, темными буграми прорезались кустарники. И на западе рассвет размывает черноту ночи, которая на глазах блекнет и сереет. Завиднелись лохмотья белесого тумана, цепляющиеся за шпиль командного пункта на аэродроме, метеорологическую мачту с раздувшимся полосатым мешком, указателем ветра, на макушке. Костя заметил, как стремительно сокращается спасительная тень, забеспокоился:
— Пора в воронку перебираться, а то немцы нас засекут и высекут.
— Оклемалась, Женька? — заглянул Сергей в измученное девичье лицо.
- Сматываемся отсюда, девонька, не то фрицы нас горяченькими прихватят!
Не поняв слов любимого, она догадалась об их смысле и утвердительно кивнула. Кивнула, а в глазах живой страх. Ломило и саднило локти и колени, пальцы не чувствовали варежек… А впереди длинный морозный день в безжалостном ледяном краю, без тепла камелька, глотка горячего кофе. Она выдохлась за эту студеную ночь и ветреное утро и, будь одна, даже под угрозой смерти не сдвинулась бы с места. Но Сережка торопит, уговаривает, шепчет нежные слова простуженным голосом, и девушка через силу кивает головой. Куда он, туда и она. Что ему судьбой уготовано, то и она безропотно примет!
Откуда появились «мустанги», парни не заметили. С ревом и рычанием над аэродромом пронеслась тройка штурмовиков, на летное поле кассетами посыпались мелкие бомбы, послышалась скоропись крупнокалиберных пулеметов, отрывисто загавкали авиационные пушки. Завыли, засвистели, заурчали пули, снаряды, осколки. Врассыпную бросились от «фокков» и «хейнкелей» технари, оружейники, летчики, их догоняли и распинали на земле свинцовые гвозди. От штурмовиков пустился в бег большой и медлительный бензозаправщик, искусно уходя от снарядов. Но с запада вынырнуло новое звено самолетов, и громоздкая машина будто растаяла в клубке дымного огня, а по промерзлой земле поползли желто-зеленые ручьи.
Женевьева, забыв об усталости и опасности, приподнялась, изумленно наблюдая, как в считанные минуты аэродром был охвачен огромным пожаром. Сергей хотел вскочить, но пронесшийся над головой «мустанг» пулеметной очередью прошил караульную вышку, и пули застучали в каком-то полуметре от друзей. Француженка испуганно вскрикнула, с неожиданной силой прижала Груздева к земле и навалилась, прикрыв его своим телом.
— Серьожка! Серьожка! — повторяла она, захлебываясь слезами.
— Сейчас умру! О боже, боже мой!
Он, конфузясь Кости, бережно отстранил девушку, высвободился из ее объятий и услышал, как в гнезде стонет раненый охранник. Приподнял голову, вышка пылает жарким факелом. А из соседней по лестнице торопливо спускался солдат с ручным пулеметом. Сергей перевел рычажок шмайссера на одиночные выстрелы, прицелился и сбил часового с последних ступенек.
— Зачем стрелял? — возмутился Костя. — Это ж фольксштурмист! К чему ненужные жертвы?
— Прикажешь ждать, пока эта жертва нас со спины пулеметом перепояшет? — недобро сощурился Груздев, но тут же радостно встрепенулся: — Глянь, проволока не искрит! Да не спеши ты поперед батьки в пекло... Погодь, я кукушкины гнезда проверю.