Смерть наяву
Шрифт:
«Вот дуреха! — подумала я, поймав себя на том, что испытываю к ней легкую, но искреннюю жалость, — ты думаешь, что Роальд уже твой».
А вот фигушки, моя милая! Ты ведь сидишь здесь, в глуши, и даже не представляешь себе, какие люди сейчас заправляют шоу-бизнесом!
Думаешь, все так просто?
Ну переспишь ты разок-другой с Роальдом, ну позвонит он своему знакомому, поняв, что легче согласиться на твои приставания насчет эстрады, чем отказаться, и тот скажет, что неплохо было бы прослушать девочку.
Ну споешь ты, спляшешь.
Мол, много девушек хороших, много ласковых имен, но не каждой суждено попасть на освещенную разноцветными юпитерами сцену.
Потом ты будешь снова яростно крутить диск телефона, пытаясь вызвонить Роальда, потратишь на это неделю, обкусаешь ногти на обеих руках, и наконец усталый голос Голицына тебе ответит.
Сначала он даже не вспомнит, кто ты такая, а потом, лениво спохватившись, поинтересуется, как дела. Что, не приняли? Ну а я чем виноват? Все, что от меня требовалось, я сделал, свел с нужным человеком. Работай над собой, голубушка, может быть, потом и получится. Когда-нибудь. В неопределенном светлом будущем.
Но покамест Маргарита еще не знала, что ее ждет, и твердо стремилась к намеченной цели. В данный конкретный момент этой целью была обыкновенная скамейка в скверике, на которую Маргарита Паршина намеревалась усадить Роальда и поворковать с ним «за жизнь».
Проклиная все на свете, я тащилась за этой парочкой, уже предполагая, что мне предстоит выслушать в ближайшие полчаса.
Надеюсь, что Маргарита не станет насиловать его тут же на лавочке, а подождет хотя бы до дома. Впрочем, с нее станется!
Похоже, мои мрачные прогнозы насчет того, что мне придется находиться при клиенте «безотлучно» — в буквальном смысле, — начинают сбываться!
Роальд бухнулся на скамейку, как мешок, небрежно сброшенный с плеча грузчика.
Маргарита умудрилась ловко поднырнуть под его руку, так что теперь ладонь Голицына прочно покоилась на ее покатом плечике.
Она даже скинула с себя кофту и укрыла ею ненаглядного Ромочку — и кавалера согревала, и предоставляла ему возможность любоваться своим бюстом, который выпирал из-под чересчур узкого платья.
Роальд нес какую-то ахинею про звездное небо и сокрушался, отчего это не поют соловьи, а Маргарита медленно, но верно завладевала его свободной рукой, которой он пытался сначала жестикулировать, но уже через несколько минут оказалось, что его правая конечность покоится на колене соседки.
Укрывшись за кустом дикой смородины, я устало наблюдала с двадцати метров за этой сценой. В моей душе еще теплилась надежда, что парочка все же не будет здесь долго задерживаться и мне не придется сторожить Роальда с Маргаритой всю ночь, оберегая их от возможных посягательств поклонниц Голицына.
Не следовало упускать
Но пока я прикидывала, сколько времени займет любовное свидание и не стоит ли мне вмешаться, дабы увести Роальда домой — ведь я нанималась охранять одного Голицына, а не его вместе с Марго, — как произошло нечто из ряда вон выходящее.
Из кустов, находившихся за их скамейкой, раздался резкий шорох.
Я заорала «Стоять!» — неожиданный крик должен был по крайней мере напугать злоумышленника, — не раздумывая, бросилась из своего укрытия к скамейке и достигла ее в несколько прыжков.
Но за то время, что я бежала — секунд пять-шесть, — Марго, вскрикнув, подняла руку к своему горлу и удивленно замерла.
В воздухе что-то сверкнуло — так тусклый свет фонаря отражается на стальном лезвии.
Роальд недоуменно посмотрел на меня и спросил, икая через каждое слово:
— А что, собственно, произошло? Я же просил не ходить за мной по пятам…
Ответом ему был фонтанчик крови, который начал хлестать из горла Маргариты Паршиной, едва она отняла руку от раны.
Марго повалилась на колени к Роальду и сползла по скамейке на холодный асфальт.
Глава 3
Нетрудно себе представить, как прошла эта ночь. Милиция, охи-ахи Голицыных, валидол и нитроглицерин, любопытство жильцов дома, изнуряющие допросы, звонки в Москву, подпись под протоколом.
Когда мы с Роальдом покидали отделение милиции, я остановила его, ухватив за рукав кожаной куртки, и, круто развернув к себе, сказала:
— Вчера я два раза спасла тебе жизнь. Нет-нет, благодарить не стоит, это моя работа. Но я хочу, чтобы ты не мешал мне ее выполнять. Усек?
Судя по его виду, Роальд усек. Голицын был, конечно же, перепуган до крайности.
Он признался мне, что сначала не воспринял инцидент со стрелой всерьез. Но после убийства Марго Роальд понял всю серьезность положения и поклялся не отходить от меня ни на шаг.
Остаток ночи мы провели в гостинице — Роальд наотрез отказался возвращаться к родителям и, позвонив домой, заверил матушку с батюшкой, что непременно зайдет к ним на днях, а пока хочет сменить обстановку. Он также попросил никому ни под каким видом не сообщать о его новом местопребывании.
Я не могла не приветствовать такое решение. Хотя гостиница — это отнюдь не лучший вариант из всех возможных.
Если за Роальдом кто-то охотится (а эта мысль казалась мне все более и более реальной), то в отеле от маньяка не спрячешься, слишком много тут шныряет народа, да и под обслугу можно замаскироваться.
А маньяки народ хитрый и на редкость изобретательный.
Когда я училась в разведшколе, нам иногда приводили в пример маньячную братию, обладающую удивительными способностями к маскировке.