Смерть наяву
Шрифт:
Один тип, одержимый манией убивать женщин, носящих белые парики, умудрился проникнуть даже в святая святых советской власти — районный комитет коммунистической партии под видом сантехника. Когда его манипуляции с трубами перестали вызывать интерес, он дождался, пока объект страсти — вторая «замша» по идеологии — проследует в женский туалет, и задушил ее в кабинке, предварительно изнасиловав. Задержали его на выходе и быстренько расстреляли после закрытого заседания суда, состоявшегося уже через неделю
Поэтому гостиница была для нас лишь временным пристанищем. Наутро я намеревалась снять квартиру у надежных людей, которые не станут задавать лишних вопросов и будут держать язык за зубами.
Роальд долго не мог заснуть. Он ворочался на скрипучей кровати, то и дело охал, вздыхал, поднимался, подходил к холодильнику и глотал минеральную водичку прямо из горлышка бутылки.
Я вполглаза наблюдала за Голицыным — вдруг ему вздумается выбраться из номера и пройтись по коридору в поисках приключений.
Но Роальд ограничивался круговыми движениями по комнате, разве что один раз он минут на пять остановился возле моей кровати.
Голицын стоял, держась за балдахин, и внимательно смотрел на меня. Я притворялась, что сплю, хотя прекрасно видела его силуэт сквозь неплотно сомкнутые ресницы.
«Неужели полезет ко мне в постель? — устало думала я. — Ему бы сейчас выспаться по-хорошему, ведь неизвестно, что ждет нас завтра».
Роальд явно колебался. Он то делал решительный шаг к моему ложу, то смущенно отступал назад. Наконец он пошел на компромисс с самим собой и осторожно сел на край кровати, стараясь, чтобы пружины не скрипели.
В этом положении он пробыл еще минуту-другую, потом кашлянул, отыскал под одеялом мою руку и начал неуверенно ее поглаживать.
— Не сейчас, Роальд, — твердо произнесла я, не открывая глаз.
— Но Женя…
— Утром поговорим.
Я не думала, что Роальд так легко отступится. Но он, казалось, вздохнул с облегчением. Добравшись до своей кровати, Голицын закутался в одеяло с головой и, свернувшись калачиком, мгновенно заснул.
Утро наступившего дня, как и следовало ожидать, принесло новые проблемы.
Роальд проснулся ни свет ни заря и попытался немедленно улизнуть из номера.
— Куда? — окликнула я его уже на пороге. — Это что еще за самодеятельность?
— Так за пивом! — с укоризной посмотрел на меня Роальд. — Ты что, хочешь, чтобы я подох от похмелья? До ларька и обратно!
— Какого ларька! — в гневе вскочила я с кровати. — Ты что, с ума сошел?
— Так пиво ж не водка, — оправдывался Роальд. — Ты просто не понимаешь, какое у меня сейчас состояние. Меня утешить надо, а ты…
Я подошла к двери и, вынув ключ из замка, положила его в карман халата.
— Никуда ты не пойдешь! — безоговорочно заявила я. — Даже
Роальд прищурился и, выдержав «мхатовскую» паузу, с угрозой произнес:
— Между прочим, у меня клаустрофобия, понятно? Понимаешь, о чем я говорю?
— Разумеется, — кивнула я. — Боязнь замкнутого пространства.
— Очень редкая болезнь, — медленно наступал на меня Роальд. — И очень опасная.
— Ни фига не редкая, — не уступала я. — Сплошь и рядом, куда ни плюнь.
— Разве? — слегка обиделся Роальд. — Ну это ты, пожалуй, загнула.
— И вовсе не опасная, — добила я его. — Разве что с похмелья. А если хочешь пива, то его можно заказать из номера по телефону, и вовсе необязательно куда-то бежать. У тебя просто башка не варит после вчерашнего, дорогой мой. Совсем как дитя…
В Голицыне действительно сейчас проступало что-то детское. Как в облике — обиженно искривленный рот, трогательно нахмуренные брови, так и в поведении — стремление немедленно удовлетворить свои желания, полный отказ считаться с требованиями здравого смысла и жесткий, целенаправленный эгоизм.
На фоне его выпирающих из-под тонкого шелка рубашки мускулов и римского профиля, придающего лицу мужественность, замашки обиженного дитяти выглядели довольно комично.
«Вот бы показать тебя таким, как ты есть, твоим многочисленным поклонницам, чтобы полюбовались!» — мелькнула у меня жестокая мысль.
Роальд решил, что не стоит идти на конфликт со мной, и, успешно преодолев приступ клаустрофобии, спокойно подошел к телефону и заказал пиво в номер, потребовав две бутылки портера.
Он повесил трубку и повернулся ко мне, иронически улыбаясь.
— Ну что, мой генерал? — спросил он беззлобно. — Как видите, бунт на корабле успешно усмирен. Будем дружить дальше?
— Обязательно, — заверила я его. — Хинди-руси бхай-бхай.
— Жду новых указаний.
— Быстро пересядь в кресло к окну. И пожалуйста, без вопросов.
Пока Роальд недоуменно пожимал плечами и перемещался по комнате, я неотрывно смотрела на дверь. Изогнутая ручка из желтого металла медленно поворачивалась, но, встретив преграду, вернулась в прежнее состояние. Вслед за тем в дверь тихо постучали.
— Кто там?! — крикнула я.
— Приехал ваш завтрак, — ответил мне ласковый женский голос.
Я вынула из-под подушки пистолет, подошла к двери, сделав знак Роальду оставаться на месте, прислушалась и повернула ручку.
Затем быстро отошла на несколько шагов, сунув руку в карман халата.
— Входите, открыто.
Дверь отворилась, сначала в проеме показался столик на колесиках, а вслед за ним появилась немолодая женщина в форменной одежде с неестественно добродушной улыбкой на усталом лице.