Смерть наяву
Шрифт:
На этот раз удалось дозвониться без лишних проволочек. Но вот результат…
— Гарика, пожалуйста, — попросила я, когда соединили с Москвой.
— А кто его спрашивает?
— Женя Охотникова.
Пауза.
— По какому вопросу? — продолжала допрос девушка на том конце провода.
— Он знает.
Снова молчание.
— Видите ли, — неуверенно произнесла она. — Гарика здесь больше нет. Вчера вечером… В общем, со вчерашнего дня он в розыске.
Час от часу не легче!
— Понятно, — просто ответила
Вернувшись к машине, я села за руль и перед тем, как отъехать, спросила Роальда:
— А с неким Гариком ты виделся? Ну это человек, который над Костяковым, — пояснила я, поймав вопросительный взгляд Голицына.
— А-а, Гарик, — процедил он. — Встречались пару раз в ночном клубе…
— Чем он занимается, не в курсе? — спросила я без особой надежды на ответ.
— Да кто его знает? — пожал плечами Роальд. — Деньги делает…
Некоторое время мы молчали. Потом я задала еще один вопрос:
— Скажи, на какой предмет вы встречаетесь с Мухановым? Он не говорил по телефону?
— Вроде со мной хотят увидеться какие-то люди, — вздохнул Роальд. — Он не объяснил. Голос у него был какой-то нервный…
— Что ж, посмотрим…
Глава 7
И мы посмотрели.
На этот раз никакого скопления народа не наблюдалось. Муханов не стал давать сообщения по своему радио, и мы спокойно поднялись на третий этаж, не встретив на пути ни одного человека.
Перед входом на станцию сидел всего один омоновец, вполглаза почитывавший какой-то рыхлый покетбук с обложкой, на которой была изображена полуголая девица, изрешеченная пулями.
— Куда? — лениво спросил он. — Пропуск есть? Если нет — оформляйте.
— Мы к Муханову, — ответила я. — Встреча согласована по телефону.
Омоновец нажал кнопку селектора и, удостоверившись, что нас ждут, предложил пройти.
В кабинете Муханова, кроме директора радиостанции, находилось еще трое неизвестных мне людей. Скороговоркой поздоровавшись с нами, хозяин кабинета быстро ретировался, оставив нас наедине с незнакомцами. Представить нас друг другу он «забыл».
Обстановка мне нравилась с каждой минутой все меньше и меньше.
— Господин Голицын? — обратился к Роальду стоящий впереди человек. — Вам придется проехать с нами. Это здесь недалеко.
— Вы говорите так, будто вы из органов, — подала я голос.
— Уже нет, — бросил мне тот. — Два года, как ушел. А вы довольно проницательны.
Какая уж там проницательность! Как бывших, так и нынешних сотрудников реформированного Комитета государственной безопасности я безошибочно могла узнать по особому выражению глаз, в которых светилась беспредельная наглость и чувство собственной безнаказанности (попрошу не путать с чувством собственной правоты).
— Если вы не из конторы, то будьте любезны объяснить, куда
— А вы, собственно, кто? — спросил бывший гэбэшник, прищурившись.
— Я, собственно, — передразнила я его, — сопровождающее лицо. А вы?
— Ну и наглый же народ пошел, — покачал головой гэбэшник так, будто ему был мал воротник рубашки. — Займитесь этой говорливой бабенкой, а мы с Голицыным спустимся к машине.
И он подал знак своим подопечным. Двое «шкафов», до того времени молча стоявшие поодаль, направились ко мне.
Судя по выражению их лиц, действия, которые они собирались предпринять по отношению ко мне, не сулили ничего хорошего.
Что ж, нападение — лучшая оборона, как говорили мудрые древние люди.
Я не стала ждать, пока мне заломят руки за спину и как следует ткнут носом в стол.
Изобразив на лице испуганную покорность, я позволила одному из «шкафов» схватить себя за плечо — по крайней мере одна его рука была занята.
Использовав этот захват в качестве опоры, я взвилась в воздух и ударила второго ногой в лицо. Каблук скользнул по переносице, своротив ее набок.
Пока державший меня за плечо сообразил, в чем дело, и попытался развернуть драчливую бабу к себе лицом, я перехватила его руку и, сжав его пальцы, с силой повернула их к тыльной стороне ладони.
Судя по хрусту, по крайней мере три сустава были повреждены. Завопив от боли, он не нашел ничего лучшего, чем ухватить меня за волосы. Пришлось врезать ему костяшками пальцев по сонной артерии.
Пока я разбиралась с этим типом, его товарищ, со сбитым на сторону шнобелем, уже очухался и, более того, успел схватить меня сзади под руки.
Поняв, что просто так из этих объятий мне не освободиться, я зубами сорвала брошь со свитера и, прицелившись, вонзила острие иголки в ямочку между его большим и указательным пальцами — там, где проходит узел нервных окончаний. Такую боль трудно перенести, и захват на какое-то время был ослаблен. Теперь я смогла врезать ему в пах пяткой, ударив снизу вверх.
И только после этого он вынужден был отпустить меня. Я выскользнула и, отскочив в сторону, направилась к главарю, который спокойно ждал меня, стоя возле окна. Казалось, он даже одобрительно покачивал головой, наблюдая, как я расправляюсь с его людьми.
— Браво, браво, — похвалил он меня, вынимая руку из кармана пиджака и протягивая ее для рукопожатия. — Узнаю школу.
Не реагируя на дружелюбный жест, я остановилась поодаль, хмуро глядя ему в глаза.
— А вот, скажем, — повертел в воздухе рукой мой собеседник, — если бы я выхватил пистолет? Что бы вы стали делать?
— Швырнула бы в вас одним из этих субъектов, — показала я подбородком на две корчащиеся на полу туши. — Или запустила столом. Пока вы среагировали бы, я была бы уже рядом.