Смерть никогда не стареет
Шрифт:
– А как же Семейный кодекс? – задал я ей провокационный вопрос, поскольку совсем недавно полистал эту брошюрку. – В частности, раздел третий, который озаглавлен как «Права и обязанности супругов»? Там имеется глава «Личные права и обязанности супругов». И глава: «Ответственность супругов по обязательствам».
– Это все анахронизм чистой воды, – безапелляционно отмахнулась Катюшка. – В нашей стране женщина свободна от всех обязательств. Если они ей навязываются со стороны. Женщина ничего и никому не должна. Она свободна в своем выборе занятий…
Спорить с крайне эмансипированной Катюшкой
Ведь кто такие феминистки? Это женщины, брошенные мужчинами. И тем самым оскорбленные до самых глубин души. И жаждущие мести. Не физической, а моральной…
Вернувшись домой вечером, я сначала позвонил Ирке, а потом еще долго трепался по телефону со всеми теми, с кем можно было потрепаться. Потом смотрел телевизор и так и уснул с включенным теликом.
Когда я пришел на работу в «Авокадо» во вторник, шеф не нашелся даже, что и сказать. Он лишь посмотрел на меня с участием, хмыкнул и печально покачал головой.
Я развел в ответ руками. Дескать, мы, трудоголики, все такие: без работы никак. Дескать, как в песне поется:
Мы-и везде-е, где тру-удно-о.До-оро-ог каждый ча-ас.Тру-удовые-е бу-удни-и – пра-аздни-ики-и для на-ас…И поднялся на второй этаж, где были монтажные.
В этот день мы со Свешниковым собрали полторы передачи. Для завершения программы мне не хватало кадров захвата и ареста убийцы, что мне обещал устроить капитан Ермаков. После чего я бы произнес в кадре заключительную речь о неотвратимости наказания и о том, что все наши поступки обязательно имеют продолжение в будущем. И это продолжение напрямую зависит от поступков.
Потом я позвонил Ирине, справился, как она, чем занята, и, получив очередное наставление быть осторожным, отключился.
Вовремя увидев Катюшку, я поспешно ретировался в буфет, где повстречался со своим оператором Степой Залихватским и предупредил его, чтобы он был готов по первому моему требованию сорваться с места и примчаться туда, куда я ему скажу.
– А когда, хоть предположительно, мне надо будет срываться к тебе? – поинтересовался Залихватский.
– Предположительно, это четверг или пятница, – не очень твердо ответил я.
Вечер вторника я коротал примерно так же, как и вечер понедельника: названивал кому было можно, долго трепался с ними ни о чем, потом смотрел телевизор, во время просмотра коего и уснул. Мне снилась какая-то ерунда: тюрьма и ее обитатели в полосатых одеждах и полосатых же шапочках, похожих на шапочки академиков. Я тоже был одним из полосатых сидельцев, что меня крайне печалило.
«За что меня сюда?» – спрашивал
«Всякий уважающий себя гражданин Российской Федерации должен хоть один раз отсидеть срок в тюрьме. Только тогда он поймет, что к чему в нашей стране. Может быть…»
Потом начальник троекратно перекрестил меня, присвистнул и сказал:
«Спаси тя Господи».
После чего я вдруг оказался на необитаемом острове вместе с Томом Хэнксом, который все время простирал руки к океану, закатывал глаза под лоб и беспрерывно бормотал: «Вилсон, Вилсон, прости меня, Вилсон».
Снилась еще плачущая Полина Шлыкова в старомодном капоре, вытирающая слезы вышитым платочком, и Катюшка, которую я все время пытался затащить в развалины графского замка и там ею овладеть. Мне было стыдно перед Ириной за такие мои действия, но Катюшка была уж слишком хороша. И я оправдывал себя тем, что измена с Катюшкой будет простительна, поскольку в тюрьме и на необитаемом острове без женщин очень трудно.
Проснулся я почему-то с головной болью. Выпил кофе, пару таблеток цитрамона и отправился на работу. Шел, проверяясь. Опять как завзятый шпион. Или диверсант, заброшенный в тыл к противнику…
Мой приход на работу в среду был воспринят шефом как некое явление. Ну будто я прошелся по Москве-реке пешком, проваливаясь в воду только по щиколотку. Увидев меня, он не нашелся ничего сказать и просто прошел мимо, кивнув в знак приветствия. Я в ответ кивнул тоже. А может, он просто стал привыкать к моему ежедневному приходу. Поди разбери, это высокое начальство!
Делать было натурально нечего. Именно от нечего делать я стал записывать какие-то свои мысли, что приходили в голову, в результате чего получился не то рассказ, не то эссе про жизнь и людей в этой жизни.
Может, глупость, а может, и нет… Главное, что время до обеда пролетело, как четверть часа.
В буфете я снова повстречал Степу Залихватского. Прописался он, что ли, здесь?
– Привет, – сказал Степа.
– Привет, – ответил я.
– Твои планы не изменились? – поинтересовался мой бессменный и все понимающий оператор.
– Нет, все остается в силе, как и договорились, – заверил я Залихватского. – Жди моего вызова завтра-послезавтра.
– О’кей, – произнес Степа, как истый американец, и с вожделением принялся за начатый омлет.
Перекусив, я прошел в свой кабинет. Почитал новости в Интернете, набрал свое эссе, нашел две лишние запятые, исправил.
Чем еще заняться?
Ждать всегда трудно, блин. Когда ждешь – время замедляет ход. И не потому, что нам так кажется. А потому, что мы как бы затаиваемся. Уходим в себя. Впадаем в состояние, заставляющее время идти медленнее. Хотя, конечно, и не хотим этого. Я даже думаю, что, постоянно находясь в режиме ожидания, мы можем прожить дольше, нежели в обычном режиме. Скажем, лет сто пятьдесят, а то и все двести…