Смерть особого назначения
Шрифт:
Одна из ведьм склонилась над Вебером, и сразу стало не до мыслей, не до рассуждений. Дремавшее пламя вспыхнуло таким неистовым костром, что капитан сумел вытолкнуть черные сгустки из легких – заорал, как не орал никогда в жизни. Вампиршу это не остановило, она пила кровь, пока не утолила жажду.
Руди начал выть, мечтая только об одном – добраться до стены и разбить голову о гранитный монолит. Разбить и умереть, чтобы никогда больше не чувствовать такого. Он готов был грызть камни зубами, чтобы стены рухнули
Он не мог пошевелиться. Пытка продолжалась. Разговор – тоже.
– Ты права, Цирнея. Людей и фринов сюда никто не звал. И дроглов тоже. Пусть выясняют отношения на своих планетах! Может, настало время указать им? Впрочем, подумаем обо всем этом чуть позже. Выпей, Цирнея! Не каждый день люди сами приходят в наши владения... Выпей сок его тела!
Вебер напрягся, постарался сжаться в комок, в маленькую незаметную точку, чувствуя, что сейчас станет еще больнее. Не ошибся и вновь зашелся в крике. Кажется, на этот раз ведьма отпустила его гораздо быстрее. Или, когда орешь, время бежит с другой скоростью?
– Больше не могу, Хорхолла, – призналась «тень». – В крови слишком много ненависти, и его собственной, и ненависти фринов, впущенной их слугами. Не могу, я уже опьянела.
– Ха-ха-ха! Ты?! Опьянела?! Первый раз слышу и не могу поверить! Ты ли это, Цирнея?! Ты ли это, гроза любого чужака, неосторожно вышедшего прогуляться на болота, будь то человек или дрогл?!
– Не могу! – Веберу, метавшемуся в полубреду на горячих камнях, показалось, что в щебетании засквозило раздражение. – Попробуй сама!
– Ну а ты, Меланья? – Старшая из ведьм уступила «сосуд» младшей, сделавшей самую трудную часть работы, уничтожившей слуг фринов. – Меланья! Меланья?!
Черная тень скользнула в сторону от человека, слилась с другой тенью.
– Не трогай, – пробормотала Цирнея. – Грезит она, разве не видишь? Говорю же тебе, в соке человека очень много ненависти! Пьянит... Хочется ненадолго покинуть мир, вспомнить о светлых покоях Мафея.
– Эх, молодость, молодость... – Черная тень придвинулась вплотную к каменной плите, на которой лежал Вебер. Лежал, все слышал, но не мог ускользнуть, забиться в щель. – Эдак и работу никто не закончит...
И вновь в его теле поселилось адское пламя. Теперь Вебер и кричал, и конвульсивно бился в объятиях вампирши – Хорхолла причиняла ему самую нестерпимую боль. Любая из ведьм, утоляя жажду, доставляла страдания, но у каждой при этом был свой неповторимый «почерк». Хорхолла заставляла мучиться сильнее всего.
Сознание вдруг стало каким-то непривычно маленьким, потеряло объем. Теперь черепная коробка была слишком велика для того Вебера, в которого он превратился. Руди мог легко выскользнуть наружу – со вздохом, с болезненным стоном. Оставив телесную оболочку во власти Хорхоллы, устремиться в светлую высь, в объятия... Мафея?
Вебер перестал чувствовать боль. Все ушло. В маленькое «я» уже не помещались такие сложные мыслефункции.
– Действительно,
«Вот странно, – мысль родилась не в голове Вебера, а где-то над черепной коробкой. – Разве тень может икать?»
Никто не ответил. Никто не отозвался на высказывание ведьмы, даже мысленно. Только Вебер слышал ее. Он лежал неподвижно, раскинув руки в стороны, глядя в каменный свод, с которого водопадами рушился тусклый рассеянный свет. Так человек лежал долго, не в силах думать ни о чем сложном.
Ни щебетания, ни раскаленного клюва, ни змеепсов, ни кровососущих теней. Хорошо...
Тысячи лет пронеслись вместе с облаками над Зубом Дракона, прежде чем из крохотного зернышка – мозга Вебера – выросло дерево знания. Лишь тогда спецназовец «Каракурта» понял: все три ведьмы опьянели от выпитой крови настолько, что временно покинули свои телесные оболочки, отправились грезить где-то с Мафеем, которого не знал Вебер. И, возможно, к лучшему.
– Вперед, солдат! – он выдохнул это со стоном, с хрипом, с ненавистью к самому себе.
За то, что слаб и готов уступить боли. За то, что не способен сделать простую вещь – покинуть пещеру прежде, чем ведьмы вернутся в свои тела.
Но хозяйки болот были правы – в теле капитана теперь жило очень много ненависти. Не только к себе. Ко всему миру. К фринам, которые загнали его в каменный склеп. К их безжалостным слугам. К черным теням, которые лакомились его кровью.
Вебер не мог подняться – он полз вперед, цепляясь крючьями пальцев за выступы в камнях. Руди не знал, откуда пришло понимание: он должен двигаться именно в эту сторону. Не удивлялся тому, что руки удлиняются, отыскивая в темноте твердые камни, за которые можно ухватиться, чтобы потом подтянуть вперед непослушное, страшно тяжелое тело. Он воспринимал как должное то, что пальцы становятся твердыми, будто кость или сталь.
Когда тело, извиваясь, просачивалось сквозь узкие трещины в каменных преградах, Вебер злился оттого, что на «притирку» к щели уходит непозволительно много времени. Кости черепа и грудной клетки реагировали на все гораздо медленнее, чем прочие органы.
Гибкий и сильный ногохвост нетерпеливо подталкивал тело вперед, к узкой норе, через которую следовало добраться до цели, и Вебер разделял его злость и негодование: да сколько же можно?! Пора, наконец, все делать быстрее и четче! Быстрее и четче!
Он ничему не удивлялся, принимая на веру: в бреду возможно все, что угодно. Не надо ни переживать по этому поводу, ни задавать глупые вопросы «Почему?!».
Когда Руди одолел последнюю узкую горловину на пути к цели, выполз на поверхность, то долго лежал на камнях неподвижно. Глаза страдали от боли – отвыкли от такого сильного света. Теперь свет казался избыточным, раздражающим. Тело медленно принимало прежнюю форму – Вебер чувствовал это. Он воспринимал все происходящее как нечто само собой разумеющееся. Саванг. Планета болот, ведьм, леших и галлюцинаций. Нет проблем...