Смерть отца
Шрифт:
– Не я стрелял, – отчаянный крик из уст куплетиста, – пистолет не мой. Не знаю, как он оказался в моем кармане.
Страх объял всех в зале.
– Хоть бы не визжал, а сохранял достоинство, – шепчет Александр.
Растерянная брюнетка стоит и не может вымолвить слово.
– Марго! Марго! – умоляет юноша, – скажи им, Марго, что я не стрелял, ведь я тебя прикрывал рукой.
Женщина не говорит ни слова.
Полицейский подходит к Георгу и Александру, проверяет у них карманы.
Куплетиста проводят через зал в полицейский автомобиль. Взгляды провожают
– Что ты думаешь делать? – спрашивает его на улице Георг.
– Поеду завтра на предприятие по производству латуни – отвечает Александр, – ностальгия у меня по месту, где я родился и рос. Вот уже месяц я в Германии, а так и не выбрался туда. У меня там друг юности – Габриель Штерн.
– Положение куплетиста ужасное, – как бы самому себе говорит Георг, не обращая внимании на слова Александра. – Я уверен, что он не стрелял.
Александр останавливается.
– Полагаешь, что нас ждет новый процесс Дрейфуса?
– Думаю, что да.
– Да, – усмехается Александр, – вероятно, так и будет. Процесс Дрейфуса, и героем будет молодой куплетист с крашеными волосами. Любая трагедия в наше время превращается в фарс.
– Пойдем, выпьем еще кофе у Кренцлера, – говорит Георг.
В большом и уважаемом кафе на улице Под Липами – Унтер ден Линден – сидят Эмиль Рифке и Эдит. На столе, перед Эмилем, графин вина. Он отпивает маленькими глотками кофе из чашки. Она одета в темный костюм. В последнее время она предпочитает скромную одежду. Множество взглядов устремлено на эту элегантную женщину, похожую на сбывшийся сон, сидящую за обычным столом. Эмиль нервно барабанит пальцами по столу.
– Уйдем отсюда, Эдит.
– Куда, Эмиль?
Эмиль охватывает ее тонкую руку и смотрит на нее умоляюще.
– Я договорился с хозяйкой нашей старой гостиницы. Комната в нашем распоряжении.
– Мне больше не нужны эти темные дыры. Почему ты не приходишь ко мне?
– Эдит, но ты ведь знаешь. Я не чувствую себя комфортно у тебя, я скован в вашем доме под строгими взглядами твоих отца и деда.
– Что ты так их побаиваешься? Они не против наших отношений. Отец согласен, чтобы мы повенчались в церкви.
Впервые после длительного перерыва Эдит напоминает ему о венчании и вообще женитьбе. Лицо Эмиля краснеет.
– Об этом, – говорит он торопливо, – надо говорить тихо и подробно. Так или иначе, ты можешь сегодня пойти со мной?
– Нет.
В
– Почему ты так странно себя ведешь в последние недели, Эдит?
– Потому что у меня есть к тебе вопрос. Ответь честно.
– Спрашивай.
– Ты нацист, Эмиль?
Эмиль откидывается назад, явно озадаченный столь прямым вопросом. Лицо его становится гневным.
– Я офицер республиканской полиции, как тебе известно.
– Это не ответ на мой вопрос, – тихо отвечает ему Эдит, и в ее твердом взгляде нет ни тени милосердия.
– Слушай, Эдит, – приближает он к ней лицо, – мы должны поговорить. Ты полагаешь, что я избегаю разговора с тобой? – он повышает голос. Спокойное, непроницаемое лицо Эдит выводит его из себя.
– Наоборот, поговорим.
– Не здесь, Эдит, – Эмиль окидывает взглядом посетителей кафе. Все столики заняты. В проходах между столиками крутятся люди, ища свободное место. – Пошли.
– Минутку, Эмиль.
Оркестр играет мелодии из оперетт Кальмана. Эдит улыбается. Глаза ее блуждают между людьми, словно что-то ищут, и она говорит мягким мечтательным голосом:
– Мой отец очень любит эту музыку. Под эти звуки он танцевал с мамой. Иногда, когда его охватывает тоска по ушедшей жизни, он садится к фортепьяно и наигрывает эти мелодии.
– А-а, – сердито роняет Эмиль, – твой отец и опять твой отец.
– Пошли, – говорит Эдит, словно внезапно очнувшись от сна.
Эмиль набрасывает ей на плечи светлую шубку. Свет хрустальной люстры рождает искры в ее золотых волосах.
«Да, она красива, – размышляет Эмиль, и в душе его щемит, – эта женщина просто невероятно красива». Печаль, смешанная с гневом, атакует его душу: все, что связано с этой женщиной, сложно и тяжело. Он чувствует во многих взглядах, провожающих Эдит, удивление. На миг у него возникает мысль оставить все и сосредоточиться только на этой красивой женщине. «Человек живет только один раз, а жизнь с ней будет сплошным наслаждением».
– В этом столкновении все дело, я тебе говорю, – слышит Эмиль у выхода из кафе разговор двух полицейских. Он останавливается.
– Что за столкновение? – спрашивает он полицейского.
– Недалеко отсюда, господин. На улице Фридриха Великого. Нацисты устроили заваруху. Один убитый и много раненых.
– А-а, – говорит Эмиль равнодушным голосом, – такие столкновения теперь случаются каждый день, – и предлагает Эдит взять его под руку.
Они проходят через Бранденбургские ворота, идут по красивой широкой улице, ведущей к высокой колонне Победы. Идут молча. Эмиль крепко сжимает ее руку. Эдит с испугом ощущает, что снова рушится преграда, которую она с таким трудом создала между собой и Эмилем, и к ней возвращается знакомая ей слабость, когда она сдается страсти, и сама с собой не в ладу. Они входят в большой городской парк. Эдит просит посидеть на скамье между деревьями.