Смерть отца

Френкель Наоми

Гейнц улыбается.

Агата вся в заботах, требует помощи от Эрвина и Руди в наведении некого порядка с грудой посуды и оставленной едой, и уже извлекла из шкафа роскошные фарфоровые чашки. Но по графу видно, что он не придает никакого значения беспорядку в кухне. Более того, он с большим наслаждением вдыхает кухонные запахи, и чинно благодарит Агату и Руди за хлопоты. Щеки Агаты пылают. И когда граф Эбергард просит Руди напоить коня, тот, сверкая лысиной, срывается со всех ног.

– Господа приехали из столицы? – с явно повышенным интересом осведомляется граф Эбергард у трех мужчин, сидящих с ним за столом.

– Да, – отвечает Гейнц, – решили немного отдохнуть среди плодоносных равнин.

– Господа приехали

познакомиться с нашей страной, они впервые здесь? – обращается граф к священнику.

– Я, можно сказать, сторожил, – отвечает Гейнц вместо священника, – а вот мои друзья здесь впервые. Хочу им показать Восточную Пруссию. Может, господин граф даст нам совет?

Граф Эбергард замолкает, не спуская глаз со священника. Кажется, он погрузился в напряженные размышления. Иногда он кормит лежащих у его ног псов превосходной колбасой, которую Агата поставила на стол, гладит их по шерсти, и неожиданно громко говорит, словно что-то необычное возникло в его мыслях.

– Ну, конечно! Я приглашаю господ поехать со мной к графу Бодо, – и до такой степени он возбуждается от самой этой мысли, что хлопает себя по бокам.

– Если разрешено мне задать вопрос, граф Бодо это кто? – осторожно спрашивает священник.

– Граф Бодо? – говорит граф, удивляясь тому, что кто-то может не знать графа Бодо. – Он является чемпионом Европы по охоте на диких гусей, – объясняет граф Эбергард с великим почтением к другу, чемпиону по гусям. – И, кроме того, он пишет философскую книгу о душах растений и животных.

– Ах, – говорит священник, – выходит, что он любитель природы, граф Бодо. Я тоже любитель природы и коллекционер растений. С удовольствием присоединюсь к этой встрече. – И он улыбается Гейнцу и Эрвину. – И где проживает ваш друг?

– Граф Бодо проживает в девственном лесу, в деревянной избушке, которую сам построил, – рассказывает граф Эбергард с особой нежностью в голосе, подобной той, с которой поглаживает шерсть своих огромных псов. – Граф Бодо один из самых крупных помещиков Восточной Пруссии. В последние годы, после всех обрушившихся на него бед, он никак не может пережить положение и поражение Германии в войне, и с ощущением, что ему воткнули нож в спину, передал управляющему ведение всех дел своего поместья, а сам уединился в простой избушке в одном из своих лесов. Там он сосредоточился на изучении ботаники, исследовании растений и животных. Очень редко он выходит из избушки. Удивительно то, что в своем глубоком одиночестве он сумел сохранить чемпионство в гусиной охоте. Да, да, – подытоживает граф, – удивительно цельная личность.

– Извините меня, господин граф за вопрос, – говорит Эрвин, – и нет у него семьи, у графа Бодо, уединившегося в лесах?

– Нет, – отвечает граф, удивляясь такому глупому вопросу.

– Гм-м, – бормочет священник, которого мучает вопрос гусей, – быть может, мы нарушим одиночество графа…

– Боже упаси! – обещает граф Эбергард, – я ведь по пути к нему.

И до такой степени загорелся граф своей идеей показать гостям из Берлина такой невероятно важный образец Пруссии, что в голосе его звучит упрек. – Время от времени он приглашает своих друзей на охоту. Ведь он лучший из охотников среди нас, – завершает граф Эбергард свою патетическую речь, энергично вскакивает, забрасывая ружье на плечо. Псы, ворча, вскакивают вместе с ним. Испуганная курочка на яйцах в корзине кудахчет. Общее смятение воцаряется в кухне.

– В путь! – командует граф. Трое господ торопятся за своим куртками.

Возок графа мал для всей компании. Гейнц приказывает Руди запрячь охотничий возок деда. Священник садится в графский возок, ибо именно к нему были обращены слова графа, да и столь щедрое приглашение было дано благодаря священнику Фридриху Лихту. Эрвин и Гейнц садятся в возок деда, и граф уже взмахивает кнутом, но Гейнц просит его повременить

минутку, бежит в дом, и выносит оттуда два охотничьих ружья и патронташи к ним. Одевает одно из ружей на плечо, второе дает Эрвину.

– Ты и вправду думаешь пойти на охоту с этим юнкером? – удивлен Эрвин и не берет в руки ружье.

– Для отвода глаз, Эрвин, – шепчет ему Гейнц, – чтобы там не отличались от них всех.

– Почему не отличаться от всех? Зачем быть подобными этим юнкерам?

– В путь! В путь! – подгоняет граф Эбергард.

Гейнц толкает ружье в руки Эрвина.

– Какое это имеет значение, – шепчет он, сдвинув брови, – ну, бери уже.

Возки несутся по тропам между нивами, и Гейнц старается не отстать.

– Как прекрасна эта земля, – восхищается священник, – нет границ зеленым полям.

– У Германии нет границ, – выпрямляется граф на своем сиденье, взмахивает кнутом, но вдруг замедляет скачку. Дикий кот бежит в поле, и ружье графа срезает его. Крольчиха перебегает дорогу с одного поля на другое, граф промахивается, крольчиха убегает. Священник вздыхает с облегчением. Леса восточной Пруссии темны и безмолвны. Свежий утренний холод в сумерках леса насыщен запахами сосен, земли и плесени. Иногда проносится порыв ветра, колеблет деревья, исчезает, и снова в лесу устанавливается безмолвие. Издали доносятся смутные удары топоров. Птицы перекликаются, кукушка молчит, но вдруг тоже подает голос. И далеко разносится эхо ее кукованья. Ветки обламываются и падают. Белка прыгает и маленькими своими лапками перебирает ствол дерева. Граф останавливает возок. Конь издает ржание. Белка замерла почти перед его копытами. Любопытные глазки смотрят на них.

– Какая красота! – шепчет граф. – Какое чудесное создание!

Белка возвращается к дереву и быстро взбирается на огромную высоту, и когда достигает кроны, направляет граф на нее ружье, но тут же его опускает.

– Слишком она красива, – говорит с удивлением, замахивается кнутом, и конь срывается с места.

Священник Лихт опять облегченно вздыхает, но тело его согнуто, будто он получил удар. А лес все погружается в безмолвие и окутывается туманом, словно бы паром. Далеко раскинувшиеся болота сопровождают их путь. Болота эти знамениты тем, что здесь президент Гинденбург одержал великую победу, сумев, со своими генералами, окружить в этих болотах десятки тысяч русских солдат. Порыв ветра оттуда веет холодом. Озера, одно за другим, на, в общем-то, короткой дороге, и на берегах их высятся заросли камышей. Здесь лес более редок, и однообразные пространства наносят тоску. Неожиданной плешью открывается посреди леса поляна. Зеленая свежая трава. Огромные срубленные стволы лежат в траве, и многолетние каштаны устремляют свои стволы в небо. На равнине, между полями, небольшое село. Выглядящие богато красные крыши кажутся покрытыми лаком. Стадо овец пылит по проселочной дороге. Нежны и тонки линии, начертанные весной. Голубизна небес, молодая зелень садов, светлый тон красных крыш, белизна обновленных известкой домов. Только леса по горизонту равнины тянутся резкими пятнами цвета. Вдали, между равниной и лесом, мерцают воды озера. Стая диких гусей взлетает ввысь. Белизна их крыльев поигрывает на ветру медленными взмахами. И внезапно звуки выстрелов разрывают воздух, звук падающих в воду подбитых гусей, и злой лай вокруг.

– Охота уже началась, – говорит граф Эбергард, и с большим волнением погоняет коня. Священник возле него пригнулся еще ниже.

Лес, куда они въезжают, совсем густ и хаотичен. Охотничьи возки осторожно продвигаются между деревьями-великанами, и громкими звуками тишину, словно хлыстами, секут выстрелы, и замолкают. Добрались до пересечения троп. Вывеска на стволе гигантского дерева возвещает: «Частная дорога! Въезд запрещен!»

– Здесь, – с почтительным придыханием говорит граф Эбергард, – это дорога к жилищу графа Бодо.