Смерть отца
Шрифт:
Человек подбрасывает дрова в огонь под ритм ударника. Огонь вспыхивает. Ритмы ударника гремят, как барабаны дикарей. Танцоры подпрыгивают, кружение их ускоряется.
Шпац отбивает ногой ритм ударника. Александр чувствует, что мышцы его подрагивают. Пальцы одной руки танцуют в кармане пальто. Вдруг в один миг прекращается стук ударника, испуганные лица танцоров оглядываются вокруг, словно не могут понять, где они. Еще не остыв, отстраняются руки мужчин от женщин.
– Алло, Шпаци!
Мелькают мимо пары. Шпац тут знаком со всеми.
– Посидим здесь немного, господин
Стол стоит сбоку. Официанты, затянутые в черные костюмы мелких бесов, кружатся между столами и подливают напитки. Иногда раздается выстрел пробки из бутылки шампанского, и, обернувшись на звук, Александр озирает все общество в Аду: мужчины в черных вечерних костюмах, парни в рубашках с распахнутыми воротниками, женщины в вечерних платьях с большими вырезами, девицы в простых шерстяных юбках и спортивных белых майках. Головы в замысловатых прическах, разлохмаченные и коротко стриженные. Отблески огня уравнивают всех и делает их лица молодыми, мягкими и нежными.
– Кто приходит сюда? – спрашивает Александр Шпаца и с удовольствием пьет маленькими глотками из рюмки.
Шпац не отвечает. Слышен лишь треск пламени.
– Идите сюда, идите сюда, господин доктор, – Шпац взволнован, – Готфрид дает сеанс гипноза.
На деревянной скамье лежит женщина в блестящем вечернем платье. Голова ее на подушке, темные волосы обрамляют смертельно бледное лицо. Глаза женщины сомкнуты, мужчина склонился над ней. Виден лишь его острый напряженный профиль и длинные пальцы, поглаживающие однообразными движениями лицо женщины. Чернота его волос и черный костюм делают его похожим на чертей, которые стоят по углам, направляя гостей. Широкий круг наблюдающих лиц окружает черного врача и его белолицую жертву. Сотни глаз блестят от внутреннего напряжения.
– Что ты видишь? – падает в безмолвие монотонный голос врача.
– Что видят твои глаза? Что видят твои глаза? – пытается расшевелить ее этот монотонный голос.
– Германия возродится, – звучит голос женщины странным фальцетом в пространстве подвала. Неожиданно женщина поднимает голову, веки ее замкнутых глаз дрожат, и ужасный вопль вырывается из ее уст: Огонь!
Плечи Александра вздрагивают, он чувствует дрожь, прошедшую по телам соседей. Лицо Шпаца перекошено. Женщина смолкла. Голова ее беспомощно упала на подушку. В углу потолка зажигается яркая лампа, направленная на нее. Черный врач выпрямляется. Женщина открывает глаза, поднимается, смотрит удивленным взглядом на окружающие ее лица, и через несколько минут спускает ноги на пол, подбирает платье, и лицо ее полно покоя, как будто ничего не случилось. Черный врач подает ей руку. Черный мужчина и белая женщина под руку пробивают себе дорогу между наблюдающей публикой. Их сопровождает буря аплодисментов.
– Трудно поверить своим глазам, – говорит Александр Шпацу.
– Это одно из развлечений «Ада», господин доктор. Гипноз нравится всем.
– Интересно то, что вырвалось из уст женщины, – продолжает Александр.
– Ничего нового в этом нет, уважаемый доктор. Она сказала то, что многие говорят в эти дни. Из ее уст вылетели слова, которые рассекают
– Гипноз это преступная игра, – сердится Александр.
– Упаси Боже, – говорит молодой человек, стоящий неподалеку, – извините меня, господин, за вмешательство.
У молодого человека взлохмаченная светлая шевелюра, лицо излучает симпатию. Он отвешивает легкий поклон, и голубые его глаза устремляют в Александра задумчивый взгляд.
– Это поэт Бено, – представляет его Шпац.
– Пусть меня извинит господин, если без разрешения я отвечу ему на его реплику. Ничего плохого нет в гипнозе. Он ведет тебя к скрытым иррациональным силам души. Он приближает к изначальному и естественному базису человеческой души, снимает с нее неестественные одеяния, накопившиеся в течение стольких поколений… И это великое действие, господин.
– Алло, Шпаци! Алло, Шпаци!
Компания веселой и шумной молодежи подходит к ним. И хотя их приветствие обращено к художнику из Нюрнберга, они не спускают глаз с рослого гостя. В «Аду» уже все осведомлены, что адвокат, заинтересовавшийся судьбой несчастного Аполлона, находится здесь. Александра смотрит на двух светловолосых кудрявых девиц и парня в облегающей одежде, с дерзкими глазами.
– Разрешите представиться, – парень склоняется в глубоком поклоне, – меня зовут Фреди Фишер.
– Фишер… Фишер… – бормочет Александр и протягивает парню руку. – Я слышал где-то ваше имя.
– Может, господин читал одно из моих эссе, – вспыхивает радость в дерзких глазах парня, – последнее эссе об отношении пролетариата к Гете?
– Сожалею, – говорит Александр, – эссе господина я не читал. Так вы – писатель.
– Да, писатель, – поправляет молодой эссеист свой слегка сбившийся галстук.
– Господин доктор, утром я напомнил ему ваше имя, – говорит Шпац, – в связи с Аполлоном. Вот, еще один из наших друзей требует справедливости в деле Аполлона.
– Виктор, – громко раздается голос рядом с Александром. – Мое имя – Виктор.
Широкое румяное лицо растянуто в улыбке, круглая лысеющая голова. Из-за полноты парня, поскрипывающего блестящими лаковыми туфлями, трудно определить его возраст. Одет он странно. Бархатная коричневая куртка прикрывает широкую грудь, и черная широкая лента украшает белую рубаху. На пальце у него – большой красный камень в золотом кольце.
– Виктор, добрый друг Аполлона, доктор, – объясняет Шпац, – он тоже исполняет номер в кабаре, где выступали Марго и Аполлон. Он мастер художественного свиста, и нет такого музыкального произведения, чтобы он его не исполнил с большим блеском.
– Очень интересно, – говорит почтительно Александр.
– И, кроме того, он настоящий человек, – говорит взволнованно Шпац. – Любому артисту, попавшему в затруднительное положение, он приходит на помощь.
Мастер художественного свиста опускает голову, слушая множество отпускаемых ему комплиментов.
– Доктор, – выпрямляется Шпац, – пора от разговоров перейти к действиям. Я и Виктор хотим конкретно чем-нибудь помочь нашему арестованному другу.
– Все мы просим что-то сделать, – нетерпеливо говорит Фреди.