Смерть под кактусом.
Шрифт:
— К сожалению, мы не можем ответить тем же, — развела руками Мегрэнь. — Как выяснилось в последнее время, мы не знали о Татьяне Антоновне почти ничего.
Старик закивал:
— Да, да... Татьяна всегда была сдержанной. А после того случая... она сделалась скрытной.
— Вы имеете в виду выставку? — уточнила Тайка. — Когда пропала часть коллекции?
Он снова кивнул:
— Ее так подло обманули! Пообещали, что все средства уйдут в фонд детей-инвалидов... Но потом все намертво увязло в бумагах. Она попала под такой пресс...
Махнув
— Что же вы не чаевничаете?
Мы торопливо потянулись к чаю. А он стал рассказывать о себе, о войне, о том, как встретился с Таней, словно для этого и позвал нас: поговорить о прошедшей молодости и безответной любви.
— А почему же вы не помогли ей тогда с коллекцией? Ведь у вас уже был большой авторитет в этой области?
— Таня не сказала мне, — грустно отозвался Зиновий Михайлович. — Не хотела лишний раз беспокоить...
— Почему?
Ювелир пожал плечами:.
— Она... всегда старалась держать меня на расстоянии. Мы были знакомы долгие годы, но я так и не смог пробить щелочку в броне ее сердца...
Шверг развел руками и, печально улыбаясь, обвел нас взглядом.
– Зиновий Михайлович, — нарушила я неловкую тишину, — а почему... когда я сама позвонила вам, вы отреагировали на звонок весьма... агрессивно?
— Ах это! — вскинул он голову. — Прошу меня за это простить! Дело в том, что в последнее время Таня снова стала жаловаться, что ей звонят и интересуются судьбой коллекции. Она была очень испугана, хотя к тому времени практически вся коллекция была благополучно продана в наши музеи. Таня особо настаивала на том, чтобы ни один предмет не ушел за границу, в договорах с музеями этот пункт оговорен особо. Хотя с большинством экспонатов ни один музей и так не расстанется добровольно. Наградной потир Петра Великого! Это, знаете ли...
Ювелир вскинул вверх указательный палец и потряс им, демонстрируя тем самым безграничную ценность фамильной коллекции Георгиевских.
— А однажды к ней приехала женщина и сказала, что работает в каком-то светском журнале. Хочет, мол, написать о судьбах российского дворянства. Но Таня никогда не была дурочкой. Пришлось той рыжей убираться не солоно хлебавши...
— Рыжей? — уточнила я, и мы с подругой переглянулись.
Видимо, мы все же не ошиблись, и к Татьяне Антоновне под видом журналистки посылали Моль. Именно поэтому она сделалась ненужной свидетельницей неудавшейся попытки завладеть коллекцией.
— К тому же несколько месяцев назад в своем доме убили Захара Пекунько. Он антиквар, вес в своей среде имел колоссальный, и он очень помог Тане. Все складывалось одно к одному... И мы поняли, что за коллекцией кто-то охотится.
Мы с Мегрэнью повздыхали, решив не рассказывать ювелиру, что на тот свет наша соседка отправилась не без помощи родственника.
— Что-то я совсем заговорился! — опомнился вдруг хозяин, хлопая ладонями по столу. — Совсем и забыл, зачем вас пригласил... — Мы насторожились, с любопытством уставившись на ювелира. — Я должен исполнить... теперь уже последнюю волю... — Тут голос чуть заметно дрогнул. — Татьяна Антоновна собиралась сделать это сама, но, видите, не успела.
Зиновий Михайлович поднялся, подошел к высокому резному буфету и достал две одинаковые коробки. Из ящика он вытащил черную кожаную папку для документов. Мы замерли, плавясь от любопытства.
— Вот! — он встал перед нами и торжественно возложил на коробки обе руки. — Это Таня решила подарить вам на память. Поэтому и попросила в последний раз принести ей из сейфа документы. Она хотела, чтобы я официально оценил подарок и оформил все бумаги, чтобы в дальнейшем у вас не могло возникнуть никаких проблем...
После чего ювелир раскрыл коробки и поставил на стол два одинаковых серебряных стакана.
— Стакан серебряный с чернью, украшенный камнями... фирма Семенова... — забормотала вдруг Мегрэнь, словно в бреду. — Господи, красота-то какая!
— Верно, — заулыбавшись, подтвердил хозяин. — Он самый, Василий Семенович! Изумительной чистоты работа!
Пока мы с подругой приходили в себя после такого царского подарка, Зиновий Михайлович вынул из папки два прозрачных файла с бумагами.
— Это документы. Теперь вы являетесь их законными владелицами.
— Спасибо, — дружно отозвались мы.
Последняя загадка была раскрыта: о каком подарке
на память сказала мне Татьяна Антоновна, когда мы виделись в последний раз...
Настало время прощаться. Но оставить радушного хозяина, отчаянно цеплявшегося за последнюю ниточку, связывающую его с любимой, не было сил. И тут меня словно током ударило. Я выскочила в холл, вытащила из сумки старую коричневую папку и вернулась обратно.
— Зиновий Михайлович, — торжественно начала я, — мы с Таисией тоже хотели бы оставить вам что-то на память...
Тайкины глаза на мгновение округлились, но она тут же затрясла головой и заулыбалась. Я протянула ему папку.
— Вы зря думаете, что Татьяна Антоновна была к вам совершенно безразлична. Она часто нам рассказывала о любимом человеке, только имени никогда не называла...
Шверг смотрел с тревожным недоумением, не понимая, о чем я говорю.
— Посмотрите сами, — указала я на папку, — она всю жизнь хранила ваши фотографии среди самых дорогих бумаг...
Он положил папку на стол, торопливо развязал тесемки. Сверху лежали те самые снимки, что я забрала у внучки Зинаиды Игнатьевны.
— Таня... — вдруг растерянно охнул Зиновий Михайлович и беспомощно опустился на стул. — Я не знал... Я никогда не знал... Она никогда мне об этом не говорила...
Мегрэнь выразительно покосилась в мою сторону и покачала головой. Я исподтишка показала ее кулак.
— Нам пора, — объявила наконец Тайка и, церемонно раскланиваясь, попятилась к выходу. — До свидания!
— Спасибо вам, девочки, — благодарно закивал хозяин, выходя вслед за нами в холл. — Заезжайте, не забывайте старика...