Смерть придёт на лёгких крыльях
Шрифт:
Развернувшись, девушка устремилась против хода процессии, проталкиваясь сквозь толпу, несмотря на гневные окрики. Как только стало хоть немного свободнее, она перешла на бег. Сбросила на ходу золоченые сандалии, сейчас только мешавшие, подобрала узкую плиссированную ткань парадного одеяния.
Прекрасные рельефы, массивные колонны Храма Миллионов Лет, величественные врата-пилоны, нарядные гости праздника – все слилось в единый узор. Сейчас взгляд не улавливал ни красоту, ни радость. Нужно было попасть во дворец. Быстрее, быстрее!
Слава Богам бежать было не так далеко. Девушка хорошо знала этот путь, но сейчас он казался длинным и извилистым,
Шепсет вбежала по ступеням, едва не упав, ворвалась в открытую колонную галерею. Кликнула своего пса, но тот почему-то не спешил приходить – может быть, играл с гончими Владыки в саду. Времени искать и ждать не было.
К счастью, во дворце сейчас было почти безлюдно. Вельможи и большая часть воинов и челяди участвовали в празднествах в молельном дворе или тропе для процессий, ведущей от порта Итеру к храму.
Кто-то из стражи удивленно окликал Шепсет, но не пытался остановить – ее узнали. По пути она случайно столкнулась с несколькими слугами, несущими подносы с угощением. Блюда со звоном посыпались на плиты пола. Слуги сетовали и ругались ей вслед. Девушка даже не остановилась, только выдохнула короткое извинение и поспешила дальше – в Ипет-Нэсу, к личным покоям Владыки.
Стражей, охранявших его двери сегодня, Шепсет не узнала, и это было странно. В распоряжении Владыки было бессчетное число воинов, но четырем своим доверенным телохранителям он отдавал предпочтение. И этих телохранителей жрица хорошо знала, не раз говорила с ними, даже делилась целебными снадобьями. А узнав от Владыки о ее необычном таланте, эти воины обращались и с более деликатными просьбами – услышать совет мертвых, отогнать хищные тени. Шепсет помнила, как робко обратился к ней однажды Руджек, жена которого все никак не могла разродиться, хотя срок уже подходил. А потом обращался и Хекаиб, младший из детей которого слег с тяжелым недугом, и остальные.
Что до этих четверых – Шепсет не была уверена, что вообще видела их во дворце. Конечно же, она не могла знать все войско по именам и лицам, но дворцовая стража менялась не так часто. И куда же делся отряд Руджека? Почему вдруг потребовалось заменять их кем-то еще? Так не похоже на Владыку, давно уже предпочитающего переменам спокойную стабильность…
Как бы то ни было, сейчас было не до размышлений.
– Мне нужно к Владыке, да будет он вечно жив! – выпалила Шепсет, останавливаясь перед стражниками.
Двое молча скрестили копья, перекрывая дверь, глядя перед собой так, словно девушка была пустым местом. Старший, напротив, смерил ее высокомерным взглядом с долей презрения, будто она была жалкой попрошайкой, неизвестно как оказавшейся во дворце.
Жрица гордо расправила плечи и вскинула голову, посмотрела на стражей сверху вниз, как ее учили, даже притом, что была ниже их ростом.
– Как смеете вы задерживать меня, когда сам Владыка даровал мне право входить к нему? Меня, Хекерет-Нэсу [57] Шепсет, его личную целительницу.
57
Хекерет-Нэсу (др. егип.) – «Украшение Царское», почетный титул, который носили некоторые придворные дамы. Одно время в египтологии бытовало мнение, что этот титул означает непременно фаворитку фараона, но в последствии – что это статусный титул для женщин, приближенных к правителю и наделенных определенной
Голос звенел от напряжения, но не дрожал, хоть она и запыхалась.
Стражи поколебались, переглянувшись. Копья дрогнули.
«Нужна… Нужна…» – настойчиво пульсировало в висках.
– Шепсет, – задумчиво протянул один.
– Придворная дама?
– Вроде бы господин говорил, что ее в самом деле можно пускать.
– Наложница? Ну да, почему бы и нет.
Воины понимающе переглянулись. В другой момент она бы вспыхнула от этих слов, но сейчас слишком торопилась. Еще будет возможность поставить их на место позже.
Медленно, слишком медленно они переговаривались и отводили копья. Не дожидаясь, Шепсет улучила момент и бросилась вперед, отталкивая древки в стороны. Толкнула дверь, инстинктивно зажмурившись, ожидая удара…
Дверь изнутри была не заперта и подалась так легко, что девушка едва не упала вперед. Стражники, запоздало поняв, с кем имеют дело, не пытались ее остановить – столпились у порога, не заходя внутрь.
Издалека доносилась веселая музыка празднества, долетая сюда словно из иной реальности. За окнами шелестел сад и звенели птичьи трели. Ветер шевелил тонкую кисею у балкона, сбрызнутую темной россыпью капель, словно вином.
Шепсет зажала рот ладонью, чтобы не закричать. В первый миг она просто не поверила своим глазам, в ужасе смотрела на распростертое на полу тело, облаченное в ослепительно белые одежды. Тонко-выделанный плиссированный лен был залит кровью.
Девушка бросилась к Владыке, упала на колени рядом, осматривая, не решаясь прикоснуться. Потом крепко сжала его руку, которую помнила теплой и сильной. Сейчас его родная ладонь была холодна, словно камень, никогда не видевший солнца. И столько крови…
Владыка был мертв. Его голова была запрокинута, лицо застыло. Горло было глубоко рассечено, и все величайшие жрецы Кемет вместе сейчас уже не сумели бы вернуть его к жизни.
Так что могла сделать одна юная служительница Богов смерти?
Она не успела…
Разум и сердце онемели. Голоса Тех окатывали ее, словно волны Великой Реки, и среди общего хора она так боялась услышать его голос… Нужно было позвать на помощь, сообщить царевич, командиру стражи – хоть кому-нибудь сообщить! Но все, что она могла сейчас – это сидеть подле Владыки, вцепившись в его руку, пытаясь осознать, как такое вообще было возможно…
Слезы никак не могли пролиться, струились словно бы глубоко внутри, под маской застывшего лица. Сколько она просидела вот так, гладя его ладонь, – она не знала…
Шепсет вздрогнула, когда за спиной прозвучал знакомый до боли голос.
– Почему двери открыты? Почему вы впустили кого-то, когда отец велел его не беспокоить? А, Шепсет, это ты… Боги! О Боги, нет!
Этот возглас был криком раненого зверя. Царевич рухнул на колени рядом с ней, склонился над телом отца, беспомощно касаясь его лица, искаженного смертью, и кровавого провала горла. Плечи молодого Рамсеса содрогались от сухих рыданий, и на миг его горе затмило для Шепсет ее собственное. Тогда жрица позволила себе то, чего не позволяла прежде – сама обвила царевича руками в бесплодной попытке успокоить. Отчаянно он привлек ее к себе, уткнувшись в ее волосы.