Смерть ради смерти
Шрифт:
Она включила проверку на вирус – все оказалось в порядке, компьютер ничем не «болел».
Она стерла с карты все нанесенные точки и начала сначала. По два раза перепроверяла каждый адрес, прежде чем нанести точку на карту. Через три часа на территории Восточного округа снова появились два эллипса, зеленый и светло-серый. Они смыкались друг с другом острыми концами, образуя «восьмерку» с петлями разной величины. Светлая петля была длиннее и шире, зеленая – короче и уже.
«Этого не может быть. Мне это кажется», – решительно сказала себе Настя, придумывая, чем можно объяснить загадочную «восьмерку». Она достала другую статистическую таблицу, где преступления были сгруппированы не на раскрытые и нераскрытые, а по мотивам: бытовые, хулиганские, корыстные,
«Я схожу с ума. Мне нужно немедленно взять отпуск и отдохнуть. Много спать и нормально питаться. И не думать о работе. Не хватало еще свихнуться в тридцать пять лет и как раз накануне свадьбы».
День пролетел незаметно, было уже почти девять вечера. Настя выключила компьютер, поужинала, минут двадцать простояла под горячим душем. Потом выпила треть стакана «Мартини», который действовал на нее лучше всякого снотворного, и легла в постель.
Среди ночи она проснулась, вылезла из-под одеяла и снова включила компьютер. «Восьмерка» была на месте. Настя увеличила изображение, растянув два сомкнутых разноцветных эллипса во весь экран, и посмотрела, на какой улице находится точка пересечения петель. Это была улица, на которой находился Институт.
2
Первым делом она нашла участкового. Это был начинающий полнеть капитан лет сорока с редкими волосами и красными прожилками на носу.
– Да у нас и район-то – не приведи господи, – жаловался он. – Жуткое ПТУ, где нет ни одного нормального подростка, все употребляют наркотики, пьют, воруют, дерутся. Школа тоже есть, общеобразовательная, и тоже не подарок, дня не проходит, чтобы милицию не вызывали. То дети подерутся между собой, то возле школы какого-нибудь пацана поймают, чужого, и изобьют. Как бес в них вселился. Никогда раньше такого не было. А в семьях что творится – ужас! Мужья бьют жен, жены – детей, дети – стариков, собак и кошек мучают. Куда мы все идем – не понимаю. Вроде и пить народ меньше стал, и заработать есть где, откуда столько злобы в людях – ума не приложу.
– Вы сказали, что раньше такого не было, – заметила Настя. – Это что, недавно началось?
– Да где-то с полгодика, – объяснил словоохотливый участковый. – И ведь что обидно, я раньше в соседнем муниципальном округе работал, только в прошлом году сюда перевелся, так там – тишь да гладь. Прямо пансион благородных девиц. Знал бы, ни за что бы переводиться не стал. Все из-за пацана своего. Здесь английская спецшкола прямо рядом с отделением милиции, я туда сына отдал, ну и перевелся сюда, чтобы по утрам его возить, присматривать, если что… Сами понимаете.
– А там, где вы раньше работали, всегда спокойно было?
– В том-то и дело, что нет. Когда я переводился, что тут – что там, всюду было одинаково. Я потому и подумал тогда, что мне без разницы, где работать. Нагрузка примерно одинаковая. Кто ж знал, что все так переменится.
– Как вы думаете, почему? – спросила Настя, сама теряясь в догадках. – Может быть, на вашей территории какая-нибудь преступная группировка воду мутит? Поставляет ребятишкам наркотики, например.
– Нет, я бы знал, – покачал головой участковый. – Может, сделать с ними ничего не смог бы, это точно, но знать – знал бы. Да и чего тут ловить-то группировкам этим? Жилые массивы, ни тебе фирм, ни автосалонов, ни банков. Гостиница, правда, хорошая, а так больше ничего и нет. У соседей и то больше объектов, которые могли бы привлечь внимание, но у них все тихо.
– Ничего не понимаю, – пожала плечами Настя. – Почему же у них так спокойно, а на вашей территории так плохо? Должно же быть какое-то объяснение.
– Наверное, – развел руками капитан. – Вы там, на Петровке, высоко сидите, далеко глядите, вам и карты в руки.
Настя вернулась на работу расстроенная и уставшая. «Восьмерка» ей не померещилась, но все равно непонятно, откуда она взялась. Неужели Институт? Не эту ли «восьмерку» имел в виду несчастный Войтович, когда писал: «Корни нашей вины уходят в бесконечность»? Горизонтальная восьмерка – знак бесконечности…
3
– Виктор Алексеевич, у меня в голове полный сумбур. В этом Институте что-то происходит. Мне нужен эксперт по антенно-фидерным устройствам.
– Стоп, стоп, не так быстро, – поморщился Гордеев. – Успокойся и давай все с самого начала.
– Я хочу понять, не стоит ли на крыше Института какая-нибудь хитрая антенна, которая в одну сторону направляет излучение волн, благотворно влияющих на нервную систему, а в другую сторону идет что-то типа «обратной петли» с совершенно противоположным эффектом. Обратная петля всегда короче и более узкая, что мы и видим на карте. Видите, зона «спокойствия» больше, зона интенсивных агрессивных проявлений – меньше. Но смыкаются они как раз в том месте, где стоит этот чертов Институт. Очень похоже, что разгадку всего, что происходило вокруг Войтовича, нужно искать здесь.
– И как ты предполагаешь искать эту самую разгадку? – поинтересовался Гордеев. В зубах его была зажата дужка очков, которую он по привычке грыз в минуты раздумий, из-за чего речь его казалась шепелявой.
– Мне нужен человек, разбирающийся в электромагнитных излучениях и хорошо знающий проблематику Института. Но это должен быть человек не из Института.
– Почему? Ты что, подозреваешь всех сотрудников до единого?
– Конечно, нет, но все равно…
– Я поищу. Что еще? Убийство Галактионова ты собираешься раскрывать или теперь у тебя новое хобби – физика волн?
– Когда я пойму, что происходит в Институте, я скажу вам, кто отравил Галактионова.
– Ну-ну, – хмыкнул Колобок. – Не зарекайся.
4
Ночью он опять сидел в кабинете и смотрел фотографии. Он не желал признаваться себе, что долго и страстно хотел Евгению Войтович. Разве можно хотеть «вот это»? – иронично спрашивал он сам себя, глядя на страшные раны на ее чудном теле. Разве можно хотеть женщину, о которой написано: «Наружные половые органы развиты правильно. Окружность сомкнутого (до введения термометра) заднего прохода не опачкана. Длинные трубчатые кости конечностей на ощупь целы».
Он снова хотел сделать над собой усилие и избавиться навсегда от своего «доказательства». И снова понял, что не может. Ему нужны эти протоколы и фотографии как подтверждение его правоты. Их никто не найдет, пока он жив. А после смерти ему будет все равно…
Осталось совсем немного, и он получит наконец деньги, которые сделают его свободным. Он ни за что не уедет из России, это бессмысленно. Ему не нужна заграница, ему не нужны комфорт и успех, лимузины и вилла с бассейном и прислугой. Ему нужен дом, большой крепкий дом в лесу, и вездеход, чтобы раз в неделю, а лучше – раз в месяц ездить за покупками. И все. Больше ему ничего не нужно. Жить в глуши, никого не видеть, никого не слышать. С женой развестись, оставить ей квартиру в Москве, пусть живет как знает. Она и не расстроится, наоборот, будет, наверное, даже довольна, оставаясь в трехкомнатной квартире. Она его не любит… Что? Как он подумал? Не любит? Надо же, засмеялся он про себя, слишком долго думал о Евгении, все ее слова вспоминал, вот и употребил машинально. Впрочем, его жене, наверное, неведомо, что никакой любви нет, она тоже меряет свою и его жизнь этими глупыми мифическими мерками. Уж сколько раз за последний месяц он вот так встает по ночам и подолгу сидит в кабинете, и ведь ни разу она не проснулась, не почувствовала, что его нет рядом. Нет, она обрадуется, когда он предложит ей развестись и разъехаться. Он ей не нужен. Как, впрочем, и она ему.