Смерть ради смерти
Шрифт:
– Приходилось.
– Тогда вы должны знать, что, оплатив счет в баре, вы можете уносить свой стакан, бокал или чашку куда угодно, хоть на край света, разумеется, в пределах территории гостиницы, и никто вам слова не скажет. Считается вполне нормальным, что человек хочет пить свой кофе там, где ему нравится, хоть на свежем воздухе, хоть на крылечке, хоть под лестницей. Вам что-нибудь взять, кроме кофе?
– Нет, спасибо, больше ничего не надо. Только кофе.
– Может быть, пирожное? Орешки? Сок? Выпить что-нибудь?
– Нет, только кофе, пожалуйста.
Вадим
Все это было так не похоже на других женщин, с которыми Вадиму приходилось общаться… Он с удивлением почувствовал, что не испытывает уже ставшего привычным дискомфорта, который всегда сковывал его в женском обществе. Да, Каменская не похожа на других, но он почему-то не напрягался, ожидая каких-нибудь выкрутасов. Она казалась ему простой и понятной, не таящей в себе опасных глубин и неожиданных «заворотов». Странно. Может быть, это оттого, что она так некрасива и невзрачна, и он не воспринимает ее как женщину, с которой можно флиртовать, за которой можно ухаживать и с которой можно лечь в постель.
Взяв в баре две чашечки кофе, он осторожно, стараясь не расплескать, принес их в комнату, где находилась химчистка. Каменская сидела в той же позе, в какой он ее оставил, погруженная в глубокую задумчивость. Похоже, она даже не заметила его отсутствия.
– Прошу вас, – он торжественно поставил чашки на низенький журнальный столик возле ее кресла.
Она молча взяла чашку и сделала несколько маленьких глоточков. Вадим смотрел на ее руку, держащую чашку, и любовался красивыми очертаниями ладони и пальцев. Руки изящные, ухоженные, только длинные миндалевидные ногти не покрыты лаком. Такое впечатление, что она знает, какие у нее красивые руки, но не хочет привлекать к ним внимание.
– А курить здесь можно?
– Здесь можно все, – засмеялся он. – Я же вам объяснял. Сейчас я принесу пепельницу из вестибюля.
Вадим принес пепельницу и, пока Настя курила, по-прежнему храня задумчивое молчание, исподтишка разглядывал свою новую знакомую. Странное у нее лицо, черты лица строгие, правильные, прямой нос, высокие скулы, красиво очерченные губы. Но почему-то все вместе производит впечатление невыразительности и бесцветности. Может, оттого, что у нее светлые брови и ресницы, на лице нет ни одного яркого пятна? Если она сделает макияж, то, наверное, превратится в красавицу. Неужели она этого не знает? А если знает, то почему пренебрегает возможностью быть привлекательной? Нет, она решительно ни на кого не похожа.
Через несколько минут барабан остановился. Вадим вскочил, вытащил куртку, на которой не осталось ни малейшего следа грязи,
– Зачем это? – удивилась Настя.
– Пусть запах выветрится. Эти чистящие препараты на удивление зловонны, – пояснил он. – Все равно у вас еще кофе остался, пока и допьете.
– Давайте я запишу ваш телефон, – сказала она, доставая из сумки ручку и записную книжку. – Когда вам можно звонить?
Он продиктовал ей номер.
– Это домашний телефон, так что звоните в любое время, начиная с шести утра.
– Вы так рано встаете? – изумилась она.
– Бывает, и раньше. Но в шесть – как штык. И хотел бы поспать подольше, да пес не дает. Ровно в шесть подходит и в нос лижет, а если я делаю вид, что сплю, начинает одеяло зубами стаскивать. Так что звоните и рано утром, и поздно вечером, не бойтесь, никого не разбудите. Я ведь один живу.
Настя посмотрела на него в упор, но ничего не сказала. Этот взгляд заставил Вадима поежиться. Что это она? Не верит, что ли? Или он где-то переиграл, передернул?
– Спасибо вам, Вадим, – сказала она, надевая чистую куртку, которая все еще сильно пахла химикатами. – Я завтра же созвонюсь с вами и верну деньги.
Она резко забросила на плечо длинный ремень большой спортивной сумки и поморщилась.
– Сильно болит? – сочувственно спросил Бойцов.
– Сильно. Ничего, как-нибудь доковыляю.
– Может, все-таки возьмете такси? Я вас довезу.
– Нет, – жестко ответила она. – Поеду на автобусе. Если хотите, можете меня проводить, сумку дотащите.
Они вышли из гостиницы и медленно пошли к остановке автобусов.
– Сумка у вас тяжеловата для хорошенькой женщины, – пошутил он. – Что в ней? Продукты?
– Не надо грубо льстить мне, я вовсе не хорошенькая женщина. А в сумке у меня всякая ерунда.
– Рабочий инвентарь?
– Ну, можно и так сказать, – улыбнулась она.
– А кем вы работаете?
– Знаете, Вадим, есть профессии, в принадлежности к которым признаваться опасно. Вот скажешь, что ты врач, и тут же собеседник начнет жаловаться на недомогание и требовать, чтобы ты поставил ему диагноз и назначил лечение. Или скажешь, что ты мастер по ремонту телевизоров, и тебя тут же попросят посмотреть чью-нибудь аппаратуру. И делать не хочется, и отказывать вроде неудобно.
– Так вы врач?
– Нет. Я мастер по ремонту телевизоров.
– Что, серьезно?
– Абсолютно. И если вы сейчас попросите меня починить ваш телевизор, я заберу у вас сумку и дальше поеду одна. И пусть вас замучает совесть от того, что несчастная женщина с больной спиной страдает из-за вашей настырности.
Он расхохотался.
– Послушайте, вы совершенно необыкновенная женщина. Мало того, что вы не дали мне по физиономии, когда я вас сбил с ног и нанес ощутимый урон вашей спине, куртке и джинсам, мало того, что вы отказываетесь от безвозмездной помощи, не берете у меня деньги и не хотите ехать на такси, мало того, что у вас удивительно покладистый характер, так вы еще и телевизионный мастер. Так не бывает!