Смерть ради смерти
Шрифт:
Вадим подошел к уже знакомой двери, из которой трое суток назад он вынимал взрывное устройство, и нажал кнопку звонка.
– Открыто! – донеслось из глубины квартиры. – Входите!
Он осторожно открыл дверь и вошел в освещенную прихожую.
– Анастасия, – негромко позвал он.
– Я здесь, – донеслось в ответ, – в кухне. Раздевайтесь, я сейчас.
Бойцов снял легкую кожаную куртку – он не любил тепло одеваться, когда ездил на машине. Повесил ее на вешалку и глянул на себя в зеркало. Женщины считали его красивым, а мужчины называли «качественным», говоря, что в нем нет «конфетности»,
– Ботинки снимать? – спросил он громко.
– Обязательно. Если вы в свитере или в пиджаке, то их тоже снимите.
– Зачем? – удивился он, снимая тяжелые ботинки и пристраивая их на коврике так, чтобы мокрая грязь не оставляла следов на паркете.
– Я сказала – снимайте, – услышал он в ответ холодный голос Каменской. – Мы же договорились: вы соблюдаете все мои требования. А они будут достаточно жесткими, учитывая степень моего недоверия к вам. Так что приготовьтесь.
Бойцов покорно стянул с себя пуловер и бросил его в прихожей на стул.
– Теперь я могу зайти на кухню?
– Можете, только медленно. Встаньте на пороге, чтобы я вас видела.
Вадим сделал два шага в сторону кухни и замер в дверном проеме. Каменская стояла прямо перед ним. В одной руке она держала спортивные брюки и какую-то трикотажную майку, в другой был зажат пистолет, нацеленный прямо в живот Бойцову.
– Возьмите, – она протянула ему брюки и майку. – Переоденьтесь.
– Где? – тупо спросил Вадим.
– Прямо здесь, чтобы я вас видела.
– Но зачем?
– А вам не понятно? Я хочу быть уверенной, что у вас в карманах ничего нет и что на вашем теле не прилеплено пластырем что-нибудь эдакое, что мне не понравится. Устраивать шмон я не собираюсь, мне проще вас переодеть. И не вздумайте рассказывать мне, как вы меня стесняетесь, не будьте смешным.
Бойцов молча ослабил узел галстука и резким движением сорвал его через голову, расстегнул рубашку, снял и швырнул на стул, где уже лежал его пуловер. Натянул протянутую Настей майку и нерешительно взялся за брючный ремень.
– Давайте, Вадим, не тяните резину, уже почти одиннадцать часов. Приличным людям пора спать ложиться, а вы мне голову морочите своими деликатными секретами.
Он покорно расстегнул ремень и снял брюки, мысленно поблагодарив судьбу за то, что своего мускулистого пропорционального тела ему стесняться никогда не приходилось. Приготовленные хозяйкой спортивные штаны оказались ему коротковаты, но в данной ситуации это не имело никакого значения. Он стоял на пороге кухни в носках, коротких брюках и чужой тесной майке, а в живот ему был нацелен пистолет, причем пистолет, несомненно, заряженный. И значение сейчас имело только это.
– Проходите, садитесь, – сказала Настя, отступая назад и освобождая ему проход. – Нет, не сюда, вон туда, пожалуйста, спиной к окну.
Когда он уселся, Каменская села напротив него, оказавшись рядом с дверью. «Грамотно, – оценил Бойцов. – Теперь я не смогу выйти отсюда, если она этого не захочет».
Не выпуская оружие из рук, она сняла трубку стоящего на кухонном столе телефона и набрала номер.
– Это я, – произнесла она. – Бойцов приехал. Да, хорошо, через пять минут.
– Вы говорили – через десять, – заметил Вадим, когда она положила трубку.
– Я передумала, – невозмутимо ответила Каменская. – Итак, я вас слушаю.
– Нам стало известно, – начал он, – что вы восстанавливаете материалы сгоревшего во время пожара уголовного дела Григория Войтовича. И у вас возник вопрос о том, по чьему ходатайству он был освобожден из-под стражи. Я уполномочен сообщить вам, что это мы ходатайствовали о его освобождении. Документальных следов, естественно, нет никаких. Но нам бы не хотелось, чтобы у прокурора, который пошел нам навстречу, были какие-либо неприятности из-за этого. Уверяю вас, он не сразу согласился выполнить нашу просьбу, но перед интересами безопасности страны меркнут все остальные резоны. Вы согласны?
– Пока нет. Что это за интересы безопасности страны?
– Видите ли, Войтович делал для нас одну работу, он участвовал в разработке сверхсекретного проекта, а убийство жены совершил в самый ответственный момент работы. Продолжать разработку без него было невозможно, он в этом проекте был генератором идей, без него вся работа застопорилась бы. Естественно, мы нажали на все рычаги, чтобы Григория Ильича отпустили домой. Речь, как вы понимаете, не шла о том, чтобы освободить его от уголовной ответственности, ведь он совершил тяжкое преступление и должен быть наказан. Речь шла только о том, чтобы в период, пока идет предварительное следствие и судебное разбирательство, Войтович находился дома под подпиской о невыезде и мог продолжать научную работу. Вот и все. Он не собирался никуда сбегать, он не отрицал своей вины и никоим образом не мог, находясь на свободе, мешать следствию. Он был заинтересован довести проект до конца, потому что должен был получить за него солидный гонорар, который позволил бы его матери растить оставшегося у него маленького ребенка без особых материальных трудностей, пока он будет отбывать срок за убийство. Так что он совершенно точно никуда не сбежал бы, он был человеком совестливым и порядочным.
– Настолько совестливым, что убил свою жену? – уточнила Каменская, не скрывая сарказма. – Я могу узнать, о каком проекте идет речь?
– Нет. Нам категорически запрещено это обсуждать. Даже я этого не знаю. Я знаю только то, что сказал вам.
– Кто-нибудь в Институте знал о том, что Войтович работал на вас?
– Никто. С ним было заключено трудовое соглашение, где одной стороной выступал он, а другой – некая частная фирма.
– Какая?
– Не знаю. Честное слово, не знаю. Я не имею отношения к стратегическим разработкам, я такой же оперативник, как и вы.
– Значит, в Институте никто об этом не знает?
– Я надеюсь, что нет, если только Войтович сам не рассказал кому-нибудь. Но я надеюсь, что этого не произошло. Наше ведомство уже не первый раз прибегало к услугам Григория Ильича, и мы знали, что он человек очень ответственный и к разглашению тайны относился серьезно. Кстати, об этом свидетельствует и тот факт, что ваши сотрудники работают в Институте целый месяц, а так и не смогли выяснить, кто ходатайствовал за Войтовича. Если бы он хоть одной живой душе проговорился, факт его работы на нас уже давно всплыл бы на поверхность и вы бы узнали об этом.