Смерть ростовщика
Шрифт:
Эта неуместная, как мне казалось, усмешка смутила меня еще больше. Я спросил его удивленно:
— Что смешного нашел ты в моих словах?
Молодой сарбаз ответил, широко улыбнувшись:
— Да вот вы все называете меня братцем. А ведь по возрасту я вряд ли подхожу вам в младшие братцы. Вам, верно, лет двадцать пять-двадцать шесть, а мне уже исполнилось сорок!
— Откуда же мне было знать, что вам сорок лет! — сказал я, переходя в обращении к нему на «вы». — По внешнему виду я дал бы вам семнадцать-восемнадцать.
— Не удивительно, конечно, что вы приняли меня за юношу, — сказал сарбаз примирительно. —
— Это интересно, расскажите, — попросил я.
— Когда мне было тридцать лет и когда сил и энергии было у меня побольше, чем теперь, мой хозяин, который хорошо знал, кто я и сколько мне лет, сказал однажды заместителю кази-калона, не желая платить мне за пять лет работы: «Что мог наработать этот малолетний ребенок?» А когда я заявил наибу, что мне тридцать лет, то один горожанин по имени Кори Ишкамба, желая поддержать моего хозяина, с издевкой заметил, что из моего рта пахнет материнским молоком.
Так как мне было интересно все, что касалось Кори Ишкамбы, то, услышав это имя из уст сарбаза, я начал его расспрашивать. Он-то и рассказал мне о всех тех событиях, которые были описаны выше. Из рассказа стало ясно, что сарбаз был тем самым Турамуродом, которого когда-то арбоб Рузи при помощи заместителя казия посадил в тюрьму, желая принудить служить себе. Но Турамурод вытерпел в тюрьме все тяготы и мучения, перенес все пытки миршаба, а идти служить к арбобу Рузи не согласился.
Турамуроду неоткуда было добыть денег, чтобы откупиться от тюрьмы. В конце концов люди миршаба продали его человеку, брат которого бежал из армии и надо было сдать кого-нибудь взамен сбежавшего. Деньги тюремщики поделил между собой, а Турамурод таким образом попал в солдаты.
— А что, Кори Ишкамба по-прежнему бывает у вашего бывшего хозяина, арбоба Рузи? — спросил я.
— Нет. Тогда же произошло такое, что арбоб Рузи погиб, а Кори Ишкамба не только перестал бывать в селениях Сангсабз и Бульмахурон, но и вообще боится выезжать из города. — И он сообщил мне следующее: — В первую же зиму, после того, как арбоб Рузи, договорившись с Кори Ишкамбой, используя векселя, отнял у дехкан их землю, обиженные им и доведенные до крайности дехкане напали на дом, самого арбоба убили, разграбили все, что было ценного, а усадьбу подожгли.
Тут наша арба свернула на узкую проселочную дорогу в Шуркуль. Сарбаз Турамурод спрыгнул, распрощался с нами и отправился в сторону селения Шанбеи.
XIII
На базарном перекрестке, известном бухарцам под названием Сесу, потому что там скрещивались три улицы, в узком крытом переулке на правой стороне располагался небольшой караван-сарай. Однажды, проходя мимо, я увидел, что около его ворот собралась толпа. Каждый хотел войти внутрь, но в воротах стоял, никого не пропуская, сильный и крепкий сторож. Опершие спиной о косяк, он преграждал вход своей толстой дубиной.
Во дворе, который был хорошо виден через открытые ворота, толпились люди миршаба. Там же расположился отряд кушбеги, собрались служители кази-калона
— Ой, я пропал! Ой, мои дорогие денежки, боже мой!
Порой он принимался царапать себе ногтями лицо; по его щекам текли струйки крови. Рыдания перехватывали ему горло, и он начинал выть, как воет пес.
Оказалось, что прошедшей ночью воры разобрали крышу над кельей Кори Ишкамбы, которую он снимал в этом караван-сарае, и взломали его сундук, где он хранил деньги.
Люди миршаба нашли следы ног трех людей; следы шли от склада «Кавказ», вниз по ступенькам, через перекрытие коридорчика, выходящего в переулок, по крыше этого небольшого караван-сарая прямо к тому месту, под которым находилась келья Кори Ишкамбы. Обратно следы вели тем же путем к складу «Кавказ» — к ступеням, по которым можно, было подняться на второй этаж. Там была всегда запертая дверь, ключ от которой хранился у сторожа склада.
Эти улики дали основания людям миршаба решить, что сторож знает кое-что об этом деле. Они предположили даже, что он-то и есть главарь шайки, совершившей кражу. К этой улике Кори Ишкамба присоединил еще одну:
— То, что я прячу деньги в этой келье и в этом сундуке, не знал ни один человек, кроме сторожа склада «Кавказ». А вчера, когда я клал в сундук эти деньги, которые для меня все равно что жизнь и даже дороже жизни, со мной как раз был этот сторож, мы с ним и принесли деньги.
Однако сторож встретил представителей власти без всякого смущения и сказал, не проявляя беспокойства, даже иронически улыбаясь;
— Я готов идти к правителям и доказать им, что обвинение этого кровопийцы-ростовщика — злостная клевета. Но без разрешения управляющего, не передав кому-нибудь склад со всеми находящимися в нем товарами, порученный мне товариществом «Кавказ и Меркурий», я отлучиться не имею права.
После этих слов он повел всех к управляющему конторой. Управляющий сказал людям миршаба:
— Прежде всего, я уверен, что мой сторож человек честный. Ему поручен целый склад, набитый товарами. Он служит здесь уже несколько лет, и за все это время у нас ничего не пропадало. Во-вторых, мой сторож подданный Российского государства, у него царский паспорт, и вы не имеете права тащить его в казийский суд. Ступайте к кази-калону, передайте им от моего имени то, что я вам сказал, да не забудьте также передать им мой дружеский привет.
Сторож был коренным бухарцем. Только в тот день стало известно, что он, подобно некоторым другим жителям Бухары, перешел в русское подданство. А так как бухарское правительство не имело права привлекать к ответственности и судить казийским судом русских подданных, то претензия Кори Ишкамбы к сторожу кончилась ничем.
Долго после этого происшествия Кори Ишкамба ходил по улицам как потерянный. Каждому, кто ни попадался ему навстречу, он рассказывал о своем несчастье, проклиная сторожа склада, управляющего конторой товарищества, кази-калона и заканчивая проклятиями самому себе за то, что, доверившись сторожу, допускал его к своим денежным делам.