Смерть - штука тонкая. Афера Хавьера. Экстренный выпуск
Шрифт:
И молодость в весьма подходящей форме Лиз Бессемер принадлежала в эту ночь мне. Ее дядюшка с тетушкой отправились домой. Парни, пытавшиеся бороться со мной за ее расположение, либо исчезли с оказавшимися под рукой более доступными девицами, либо уныло бродили среди припаркованных автомобилей.
— Давай прогуляемся в Монтаук!
Эта блестящая идея пришла в голову Лиз в тот момент, когда мы медленно двигались по танцплощадке, вальсируя под фокстрот. У меня не было никакого чувства ритма, и кроме того, я умел танцевать только вальс, что и делал под любую музыку.
— Пешком?
— Я поведу машину, у меня тут машина… По крайней мере я надеюсь. Тетушка наверняка отправилась домой с нашими гостями…
Тетушка действительно отправилась домой на машине гостей, оставив в наше распоряжение прекрасный «бьюик» с откидным верхом.
Лиз скользнула на место водителя, я расслабился рядом с нею, и мы стремительно помчались по центру длинного шоссе, идущего параллельно дюнам на протяжении всей дороги до Монтаука, конечной железнодорожной станции Лонг-Айленда.
Луна нас буквально слепила, светила нам прямо в глаза. Остановились мы задолго до Монтаука. По моим указаниям мы свернули с дороги и прочертили длинный след по песку, оканчивавшийся в Атлантическом океане. Между двумя дюнами, в миле от ближайшего погруженного в темноту дома, мы предались радостям любви.
Мне никогда не приходилось видеть подобной ночи. Небо заполнили все звезды, какие только можно видеть в наших благословенных широтах, и повсюду, по всему небу дождем сыпались метеориты.
Когда все было кончено, мы продолжали лежать рядом на песке, еще хранившем тепло солнца, и смотреть на звезды, метеориты и луну. Соленый ветерок с моря овевал наши обнаженные тела. Лиз вздрогнула, я ее обнял и прижал к себе… Она в моих объятиях казалась удивительно легка…
— Мне нужно домой, — сказала она, и голос ее был тих и больше меня не дразнил. — Скоро утро.
Мы оба некоторое время подумали над этим. Она приподнялась на локте и с любопытством посмотрела на меня при свете луны.
— О чем ты думаешь?
— Ни о чем.
— Расскажи.
— Ни о чем… Если не считать того, как прекрасно с тобой на таком берегу и как противно снова одеваться и идти в тот дом.
Она вздохнула и потянулась.
— Славно получилось, верно?
Вместо ответа я притянул ее к себе на грудь и начал целовать. Ее маленькие груди щекотали мне кожу. Я снова был готов, хотя официально возрастной пик уже прошел, она это почувствовала и вместо ласк вскочила на ноги, бросилась к воде и нырнула.
Вспомнив то, что случилось меньше суток назад, я испугался до смерти и бросился следом в холодную черную воду. К счастью, она отлично плавала и мы благополучно миновали линию прибоя. Было так странно плыть в черном океане под черным небом… Луна и пляж белели, а гребни волн фосфоресцировали.
Потом, дрожа и хохоча, мы побежали к машине и вытерли друг друга полой тетушкиного пледа.
Мы оба согласились, что выглядим вполне прилично без одежды, причем Лиз стыдливо заметила, что она испытывает некоторое возбуждение, разглядывая мужское тело в его естественном состоянии, особенно в том случае, если ей нравится обладатель этого тела. Я же сказал, что это противоестественно и может кончиться подробным примечанием.
В прекрасном настроении мы двинулись на юг, и она высадила меня в нескольких метрах от «Северных Дюн». Сероватый рассвет занимался на востоке.
— До завтра?
Лиз кивнула.
— Если я смогу. Еще не знаю, как все сложится.
— Я тоже не знаю, но надеюсь, что смогу улизнуть.
— Я тоже смогу. Когда узнаю, позвоню.
Мы крепко с наслаждением поцеловались, потом она, скрипнув резиной, умчалась. Она была, пожалуй, одним из худших водителей, которые встречались мне в жизни, но в тоже время — восхитительной девушкой. Я испытывал чувства несколько большие, чем обычно в подобных обстоятельствах; но потом поспешил выбросить все романтические бредни из головы. Она была чудесной девушкой; ночь выдалась великолепной; луна светила ярко; то, что должно было случиться, случилось, вот и все. Не стоит слишком серьезно относиться к таким приключениям, — строго сказал я себе, осторожно открывая дверь черного хода и заходя в кухню.
2
Очнулся я в постели.
Голова раскалывалась, словно по ней ударили топором, и в первый момент в глазах все двоилось, все было как в тумане. Потом после некоторого усилия я сумел сфокусировать взгляд на миссис Виринг.
Она с обеспокоенным видом застыла надо мной.
— Который час? — спросил я.
— Десять часов. Вы напугали нас до смерти. Что, черт возьми, с вами случилось?
Я положил руку на голову и обнаружил там огромную шишку. Кожа не была повреждена, повязки не было, только мучительная головная боль.
— Ни малейшего понятия. Я вернулся домой на рассвете и…
В дверях появился Гривс.
— Миссис Виринг, давно он пришел в себя?
— Буквально только что. Если вы…
— Не могли бы вы оставить нас наедине? Мне хотелось бы задать мистеру Сердженту несколько вопросов.
— Конечно.
Ободряюще похлопав меня по руке, миссис Виринг вышла, закрыв за собою дверь.
— Ну? — полицейский смотрел на меня, слегка улыбаясь.
— Что ну?
Я чувствовал себя отвратительно. Тут я обнаружил, что на мне лишь рубашка и шорты, и мне неожиданно стало под одеялом очень жарко. Я сел, испытывая легкое головокружение, и спустил ноги с кровати.
— Пытаетесь делать за нас нашу работу, мистер Серджент?
— Убирайтесь!
— Боюсь, вам придется ответить на мои вопросы. Вас здорово огрели, но благодаря доктору все обошлось без последствий и, если захотите, можете вставать.
— Не оказали бы вы мне любезность и не убрались бы отсюда? Дождитесь, когда я буду чувствовать себя получше. — Голова загудела от боли, когда я резко повернулся, направляясь в ванную. — Я собираюсь выполнить свои естественные функции.
— Я могу подождать.