Смерть в белом галстуке
Шрифт:
— Да, сэр, и я рассчитываю на это проклятущее признание.
— Неужели? Господи прости! Ну ладно, ладно! Посмотрим тут на них. У меня в кабинете. Мне кажется, надо быть готовым к худшему и если уж узнать о нем, то сразу, — он сердито взглянул на Аллейна. — Тебе это близко, да? Лорд Роберт был твоим другом, нет?
— Да, сэр, был.
— Угу. Он был милым малышом. Понимаю, Форин-Офис — они ведут свое скрытое расследование. Кое-кто за рубежом запомнил на всякий случай его раскопки двадцатилетней давности, и принято решение его убить. Тупицы… Ну ладно, Рори, мне жаль, что на тебя все это выпало. Но это
— Если! — отозвался Аллейн. — Молю Всевышнего, чтобы мы не ошиблись.
— Когда развязка?
— В девять часов, сэр.
— Хорошо. Загони их всех сюда. Спасибо, Рори.
— Вам спасибо, сэр.
Вернувшись к себе в кабинет, он обнаружил, что его дожидается Фокс.
— Леди Каррадос внизу, сэр.
— Фокс, приведите ее сюда! Фокс было направился к двери.
— Я связался с «Таймс», — сказал он, задержавшись. — У них там у всех мания величия, но я знаю одного парня, который работает с «объявлениями страждущих», и вышел на него. Он сказал, что объявление «Кошечка, дорогая» пришло по почте заказной бандеролью по двойному тарифу и с просьбой, чтобы в виде исключения оно появилось в сегодняшнем утреннем выпуске. В письме сообщалось, что, если возникнут изменения, отправитель их оплатит, письмо было подписано «У.Э.К.Смит», адрес «Г.П.О.Ирис».
— Марка?
— Конверт они потеряли, но он его помнит, — сказал Фокс. — Текст был написан на обычной почтовой бумаге.
— Неужели? — пробормотал Аллейн.
— Есть еще кое-что, — сказал Фокс. — Поступили донесения из почтовых отделений. Клерк из Западного округа говорит, что вчера, в час пик кто-то оставил на конторке пакет. Позднее он его обнаружил. Это был мягкий пакет, по весу примерно соответствовал норме, на нем было наклеено двухпенсовых марок на пять шиллингов, то есть на шиллинг и пять пенсов больше, чем требуется. Он запомнил, что адрес был где-то в Китае и написан прямо на тексте. Так что мой частный детектив Флангданг может честно поломать себе голову. Мы связались с Маунт Плезант, но слишком поздно. Почтовые отправления вышли в Китай сегодня после полудня.
— Проклятие! — отметил Аллейн.
— Так я пойду и приведу ее светлость, — сказал Фокс. Дожидаясь леди Каррадос, Аллейн вырезал из «Таймс» это маленькое извещение. Секунду поразмышляв, он отпер ящик своего стола и извлек оттуда золотой портсигар миссис Хэлкет-Хэккет. Открыл его и аккуратно засунул в крышку маленькое извещение.
Фокс впустил в кабинет леди Каррадос и ушел.
— Примите мои извинения, Ивлин, — сказал Аллейн. — Мне пришлось уединиться с собственным начальством. Вы здесь уже давно?
— Нет. Родерик, ради бога, что теперь?
— Вот именно. Мне надо, чтобы вы разрешили мне сделать то, что может быть расценено, как крутая мера. Мне нужно, чтобы вы разрешили мне поговорить с вашим мужем в вашем присутствии о Пэдди О'Брайене.
— Вы хотите… То есть сказать ему, что мы не были женаты?
— Это совершенно необходимо.
— Не могу!
— Я бы этого и не предлагал, если бы это не было жизненно необходимо. Не верю, Ивлин, что он, — Аллейн помедлил, — что он будет уж так сильно шокирован, как вам представляется.
— Но я знаю, что он будет просто потрясен. Действительно будет.
— Полагаю, я могу гарантировать, что бояться этого шага вам не имеет смысла. Я хочу сказать, что в материальном смысле отношение Каррадоса к вам и к Бриджет никак не изменится.
— Не верю. Не могу поверить, что он не почувствует себя потрясенным до глубины души. Даже больше.
— А я гарантирую вам — я абсолютно в этом убежден, — что это поможет вам обоим лучше понять друг друга.
— Если бы я могла быть столь же уверенной!
— И это, безусловно, поможет нам покарать вашего шантажиста. Ивлин, мне не хотелось бы казаться невыносимым педантом, но я на самом деле убежден, что решиться на этот шаг — ваш долг.
— Я была почти готова сама рассказать ему обо всем.
— Тем лучше. Послушайте, посмотрите на меня! Можете ли вы довериться мне в этом деле?
Она посмотрела на него. В этот момент с полным сознанием того, что делает, он сконцентрировал в себе все то, что принято называть личной аурой, которой, как ему было известно — а как ему могло быть это неизвестно? — он всегда владел. Он сосредоточил на ней всю свою волю, как если бы она была материально осязаемой. И он увидел, что она уступает.
Она было подняла руки, но тут же безвольно уронила их на колени.
— Ну хорошо. Я в тупике. Я ничего не понимаю. Делайте как хотите. Дома меня никто не слушает, ну так я буду слушать все, что вы ни скажете, Родерик.
— Вам придется сказать очень немногое. — Он углубился в подробности, и она слушала его очень внимательно и повторяла все его наставления. Закончив, он встал и посмотрел на нее сверху вниз. — Мне очень жаль, — сказал он. — Мне не следовало бы выставлять все это напоказ. И это вас очень расстраивает. Но соберитесь с духом. Бриджет об этом знать не надо, хотя, думаю, будь я на вашем месте, я бы сказал ей. Она девочка мужественная, современная и воспринимает подобные вещи вовсе не так тяжело, как мы. Моя племянница так мило болтает о том, кто законнорожденный, кто нет, будто и тех и других равное число. Ей-богу, Ивлин, не удивлюсь, если ваша дочь получит даже романтическое удовольствие от истории, которую вы с такой болью от нее скрываете.
— А что, это могло бы показаться и забавным, да? — леди Каррадос подняла глаза и встретила сочувствующий взгляд Аллейна. Она протянула ему руку, и он крепко сжал ее обеими ладонями.
— Родерик, — спросила она, — сколько вам лет?
— Сорок три, дорогая.
— И мне к сорока, — заметила она рассеянно и чисто по-женски добавила: — Ужасно, да?
— Кошмар, — улыбаясь, согласился Аллейн.
— Почему вы не женаты?
— Моя мать говорит, что она пыталась свести нас с вами, но вмешался Пэдди О'Брайен, и я потерял шансы.
— Сегодня это кажется так странно, правда? Если это, конечно, так и было. Не помню, чтобы вы как-то особенно интересовались мною.
Он понял, что сейчас она пребывает в той умиротворенности, какая наступает иногда вслед за предельным напряжением всех чувств. Она разговаривала беззаботно, и в тоне ее слабым эхом слышалась ей привычная легкая веселость. Голос ее звучал столь же неуверенно, как нетверд казался рассудок, как тонка была рука, которую Аллейн все еще продолжал сжимать.
— Вам следует жениться непременно, — сказала она рассеянно и добавила: — Мне надо идти.