Смерть в белом галстуке
Шрифт:
Сэр Дэниел вошел почти сразу — по-видимому, он уже дожидался в приемной. Увидев чету Каррадосов и Бриджет, он раскланялся с ними, словно все они, включая его, были приглашены на вечер. Затем он пожал руку помощнику комиссара и повернулся к Аллейну.
— Сэр Дэниел, — заговорил Аллейн, — я попросил вас прийти, потому что, как я понимаю, вы были свидетелем той самой сцены, какую нам только что описала мисс О'Брайен. Она имела место примерно два года назад. Не припомните ли вы, как мисс О'Брайен позвонила вам и попросила прийти и посмотреть ее мать, которая неважно себя чувствовала?
— Это
— Во время визита, который интересует нас, вы вошли в кабинет и разговаривали с мисс О'Брайен о маленьком бюро французской работы.
Дэйвидсон сдвинул брови.
— Ах, вот что!
— Вы помните это?
— Конечно. И очень хорошо.
— Вы сообщили ей, что в ящике, возможно, припрятан и потайной ящичек. После чего поднялись в комнату леди Каррадос.
— Да. Мне кажется, именно так все и происходило.
— Когда вы возвратились, находились ли в кабинете мисс О'Брайен и сэр Герберт?
— Да, — ответил Дэйвидсон и вытянул губы в абсолютно прямую линию.
— Не опишете ли вы сцену, которая последовала за этим?
— Боюсь, нет, мистер Аллейн.
— Почему?
— По причинам, скажем так, профессиональной этики.
— Сэр Дэниел, — сказала леди Каррадос, — если вы имеете в виду меня, то я умоляю вас рассказать им все, что они хотят знать. Мне, как и всем здесь, нужна правда. Я пропала, если я сейчас же не узнаю правды.
Дэйвидсон с изумлением взглянул на нее.
— И именно вы настаиваете, чтобы я рассказал им о том вечере?
— Да-да, именно я.
— А вы, Каррадос? — и Дэйвидсон воззрился на Каррадоса, будто тот представлял собой предмет антиквариата.
— Что касается меня, то я прошу вас, Дэйвидсон, не терять головы. Уверен, что вы не видели ровным счетом ничего, что можно истолковать… что можно расценить как свидетельство того, что… В общем, Дэйвидсон, вы меня знаете. Вы знаете, я человек не мстительный. Но… Вы сами знаете.
— Короче, — сказал Аллейн, — сэр Дэниел, вы обследовали руку мисс О'Брайен, когда возвратились в кабинет?
— Обследовал, — ответил Дэйвидсон, повернувшись спиной к Каррадосу.
— И как вы ее нашли?
— Она вся была в синяках, потому я прописал примоч…
— Чему вы приписываете эти повреждения?
— Судя по ним, руку крепко сжимали и выкручивали.
— Когда вы возвратились в кабинет, в каком положении друг относительно друга вы застали сэра Герберта и его падчерицу?
— Он держал ее за руку.
— Насколько правильным будет утверждение, что он ругал ее?
Дэйвидсон задумчиво взглянул на Бриджет, и оба едва заметно улыбнулись.
— Несомненно то, что он очень громко кричал, — сухо ответил Дэйвидсон.
— Вы заметили это бюро?
— Не думаю, что заметил его во второй раз, когда вошел в кабинет. Войдя, я лишь догадался, что сэр Герберт Каррадос говорит именно о нем.
— Так. Благодарю вас, сэр Дэниел. Не подождете ли вы вместе с мисс О'Брайен в приемной? А мы, Фокс, если вы не против, поговорим с Димитрием.
Дэйвидсон с Бриджет вышли, и Фокс ввел Димитрия. Выглядел он невероятно холеным, на пораненном пальце
— Добрый вечер, моя госпожа! Добрый вечер, джентльмены.
— Мистер Димитрий, — начал было Аллейн, — у меня к вам…
— Хватит!
Каррадос встал. Он поднял руку к лицу каким-то непонятным движением: то ли защищаясь, то ли готовясь произнести речь. Затем медленно вытянул ее и указал пальцем на Димитрия. Жест этот был и забавен, и внушал беспокойство.
— Сэр Герберт, — спросил его Аллейн, — в чем дело?
— Что он здесь делает? Боже, теперь я понимаю… я понимаю…
— Да, сэр Герберт? Что вы понимаете?
— Хватит, говорю я вам! Я это сделал! Я! Признаюсь. Сознаюсь во всем. Это сделал я!
Глава 29
Кульминация
— Что вы сделали, сэр Герберт?
Это спросил помощник прокурора: голос его был спокоен и сух.
— Я спрятал письмо, — Каррадос проговорил это, глядя на жену и более ни на кого. — Ты знаешь, зачем я это сделал. Если бы ты когда-либо заговорила о нем… Если бы ты посмела сравнить меня с тем парнем… Если бы я обнаружил… В общем, ты знаешь зачем.
— Да, — отозвалась леди Каррадос, — я знаю.
— Ради бога, — продолжал Каррадос, — ради бога, джентльмены, не давайте этому делу хода. Это частное дело моей жены и меня.
— Но оно уже получило дальнейший ход, — возразил Аллейн. — Разве не вы писали шантажные письма своей жене, дабы испытывать ее рассудок? Или вы это не делали?
— Вы идиот! — завопил Каррадос. — Полный идиот! Да ведь я-то больше всех и страдал! Я-то и страшился от того, что из-за этого может произойти! Письмо было украдено. Оно было украдено! У-кра-де-но.
— Так, — заметил Аллейн, — кажется, мы начинаем приближаться к истине. Когда у вас пропало письмо?
Каррадос переводил взгляд с одного лица на другое, и в какой-то момент Аллейн вдруг испугался, что тот вот-вот разразится слезами. У Каррадоса дрожали губы, он сразу постарел. Но он начал говорить:
— Это произошло, когда мы возвратились из Нью-маркета. В тот вечер я был в кабинете один. Бриджет весь день была рассеянна и ушла куда-то с молодым человеком, отношений с которым я не одобрял. Жена встала на ее сторону. И я заперся в кабинете. Я сидел и смотрел на это французское бюро. Какие-то из предметов, что стояли перед ним, были сдвинуты, я подошел поправить их и заодно выдвинул потайной ящичек. Он был пуст! Уверяю вас, накануне письмо было там. Я сам его там видел. Днем раньше я сильно рассердился на свою жену. Она была жестока со мной. Я крайне чувствителен, и нервы мои были расшатаны. Я одинок. Чудовищно одинок. Никому и дела нет до того, что станется со мной. Она была такой легкомысленной, такой жестокой! Поэтому я перечитал письмо — это меня всегда успокаивало. Значит, в ночь накануне оно находилось там. А знаете ли вы, кто был один в моем кабинете девятого мая?