Смерть в день рождения
Шрифт:
— Кажется, — проговорил Маршант, — меня загнали в угол.
По его тону трудно было понять, так ли уж ему это не по душе.
— Это совершенно непомерная просьба, — проговорила Анелида. — Пожалуйста, не позволяйте загонять себя в угол.
— Если я решу, что это потеря времени, я скажу вам об этом со всей откровенностью.
— Да, конечно.
— А, Дикки! — воскликнул Маршант. — Могу я осведомиться, ты что, тоже участвуешь в этом заговоре?
Ричард опять был здесь, рядом с ней.
— Заговоре? — переспросил он. — Да я в нем по уши. А что?
— Все, что касается плаща и шпаги, — это моих рук дело, — заметил Гантри. — Дикки здесь просто марионетка.
— По-моему, как и все остальные, — сказал Маршант. — Мне нужно выпить. Полагаю, и вам тоже.
Ричард всем налил.
— Анелида, — обратился он к девушке, — что такое они здесь состряпали?
В третий раз за вечер Анелида, все еще не веря, выслушала, что ее ожидает.
— Ричард, — сказал Гантри, — я здесь распорядился по-своему. Эта малышка сходу прочитает мне роль твоей девицы из «Бережливости». А Монти пойдет взглянуть на ее Элизу. Я его уверяю, что ему понравится. И очень плохо, если ты думаешь, что она с этим не справится. — Он посмотрел на Анелиду, и на лице его заиграла подкупающая улыбка. Щелкнув большим и указательным пальцем по полям ее шляпы, он сказал: — Очень милая шляпка.
Ричард больно сжал Анелиде руку.
— Тимми! — воскликнул он. — Ты просто молодец, Тимми!
— Во всяком случае, — беспристрастно отметил Маршант, — автор, кажется, доволен.
— Тогда, — предложил Гантри, — давайте выпьем за неизвестное. За ваши блестящие глаза, мисс Возможность!
— Я тоже могу добавить не менее изящно, — сказал Маршант. — За твой заговор, Тимми. В лице Анелиды Ли.
Они поднимали бокалы в честь Анелиды, когда сзади раздался голос:
— Я не потерплю заговоров в своем собственном доме, Монти, и боюсь, я не в восторге от того, что сейчас услышала. Может, вы посвятите, меня в свои замыслы?
Это была мисс Беллами.
2
Мисс Беллами появилась в оранжерее не одна. В качестве свиты ее сопровождал полковник Уорэндер. За ними следовали Чарльз Темплетон, Рози Кавендиш и Берти Сарасен. Трое последних задержались, чтобы наполнить у Грейсфилда бокалы, а затем также прошли из столовой в оранжерею, оставив дверь открытой. Грейсфилд, обнося гостей напитками, собирался последовать за ними. В гостиной и столовой шум голосов уже достиг высшей точки, но весь этот гул перекрыл один пронзительный, резкий от волнения голос Мэри Беллами. Все могли видеть, как она стояла в оранжерее, слегка наклонившись вперед и обращаясь к Анелиде:
— Нет, нет и нет, дорогая моя. Так дело не пойдет!
Неожиданная тишина, похожая на ту, что наступает в театре, когда в зале гасят свет, нарушалась невнятным говором в дальней комнате и неуместной, но неслышной раньше игрой музыкантов. Все головы повернулись к оранжерее. К двери подошел Уорэндер. Входящий Грейсфилд оказался отодвинутым в сторону, и полковник очутился лицом к лицу с Октавиусом. В это время из оранжереи послышался голос Гантри:
— Мэри! Так нельзя!
— Мне кажется, — проговорил Октавиус, — если позволите, мне лучше пройти к племяннице.
— Пока не надо, — остановил его Уорэндер. — Извините, пожалуйста.
Он закрыл за собой дверь, и голоса в оранжерее не стали слышны. Какое-то время сцена за стеклянной стеной походила на кадр из немого фильма. Губы Мэри Беллами беззвучно шевелились. Ричард стоял напротив нее и что-то говорил. Говорили Чарльз и Гантри. Потом Чарльз, Ричард, Гантри и Уорэндер как-то одновременно двинулись и, повернувшись спинами к публике, закрыли от всех мисс Беллами и Анелиду.
— А, вот ты где, Окки! — раздался веселый и не совсем трезвый голос. — Я хотел спросить тебя, старина. Ты помнишь…
Это подошел старый знакомый Октавиуса доктор Харкнесс, сильно навеселе. Он как бы подал сигнал, по которому все гости вновь начали довольно громко разговаривать. От группы за стеклянной дверью отделился Чарльз, вышел из оранжереи, поспешно закрыв за собой дверь, подошел к Октавиусу и дотронулся до его руки.
— Все в порядке, Браун, уверяю вас, — сказал он. — Ничего особенного. Дикки о ней позаботится. Поверьте мне, все в порядке.
Затем он повернулся к Грейсфилду:
— Велите им вносить, — приказал он. — Немедленно.
Дворецкий отвесил церемонный поклон и удалился.
— Все же я предпочел бы быть рядом с Анелидой, — произнес Октавиус.
Чарльз посмотрел на него.
— Как бы вам понравилось, — проговорил он, — если бы вдруг обнаружили, что большую часть жизни вы прожили среди чужих для вас людей?
— Мой дорогой Темплетон, — щурясь, ответил Октавиус, — я, право, не знаю. Но вы извините меня, если я скажу, что вот сейчас я, кажется, именно в таком положении. И все же я думаю, мне надо пойти к племяннице.
— Вот она идет.
Дверь опять отворилась, и вышли Анелида и Ричард. Оба были очень бледны. Опять послышался один единственный голос — голос мисс Беллами:
— Неужели вы предполагаете, что меня обманет…
И опять полковник Уорэндер прикрыл дверь.
— Нелл, дорогая, — начал Октавиус, — я обещал тебе напомнить, что нам надо пораньше уйти. Ты готова?
— Вполне, — ответила Анелида и, повернувшись к Чарльзу, протянула ему руку: — Очень жаль, но нам пора, — сказала она. — Мы сами выскользнем, не провожайте нас.
— Я провожу, — мрачно заявил Ричард.
— Вы никак не можете остаться? — спросил Чарльз.
— Боюсь, мы должны идти, — проговорил Октавиус.
— Да, мы уже слишком задержались, — подтвердила Анелида. Голос у нее к ее собственному удивлению был твердым. — До свидания, — повернулась она к Ричарду. — Не провожайте нас.
— Я иду с вами.
Октавиус положил ей на плечо руку и направился к двери. В это время послышались звуки гонга. Шум голосов опять замолк. Музыканты встали и начали играть непременную и глупейшую песенку: